КСПшные анекдоты от Берга

  Анекдот первый - о том, как рождался этот сборник.

     Рассказывает Берг.
     - Пока я только декларировал свои намерения и просил всех
желающих поделиться  воспоминаниями,  почти  никто не помогал,
зато все кричали:
     - Давай, давай!
     - Когда же я "выгнал" на принтере первые три десятка  ис-
торий, новые посыпались на меня буквально дождем, зато те, кто
призывал "давать-давать", стали сочувственно охать:
     - Где ж ты теперь возьмешь столько денег?
     - А на что мне деньги? - наивно интересовался я.
     - Ну как же!  N может подать на тебя в суд за дискредита-
цию? Может. А M? И M может. А Q просто уважать перестанут, ес-
ли он не слупит с тебя пару "лимонов".
     Поневоле задумаешься, стоит ли продолжать эту затею.
     Но, так или иначе,  анекдоты все равно  ходят,  я  же  их
только подбираю.  И по большей части они достаточно беззлобны.
А ежели кто,  обидевшись,  решится на серьезные действия - вот
это будет  действительно  анекдот!  За  такой  и пострадать не
жалко.
     На то и весь расчет.

     Пользуясь случаем,  приношу извинения за опечатку,  допу-
щенную прямо в заголовке. Ее заметил отец-основатель калужско-
го  КСП Павел Нам и строго указал мне на то,  что перед словом
"нам" должна стоять запятая,  ибо здесь мы имеем  классический
случай обращения.
     Мне очень приятно писать это  примечание,  поскольку  оно
убеждает меня,  что  я на правильном пути:  история (понимайте
это слово,  как хотите),  могущая касаться не только всех нас,
но и каждого в отдельности, и адресована должна быть тоже каж-
дому.
     Что мой старый приятель Паша Нам и понял абсолютно верно.

                                            Владимир Ланцберг.

      * МАНИ, МАНИ, МАНИ... *

                  (Цитата из другого жанра)

     Молчание и золото.

     Рассказывают...
     ...Что когда в Советский Союз должен был вернуться  Алек-
сандр Вертинский и ему уже приготовили квартиру в Москве, жив-
ший через стенку профессор каких-то интеллектоемких наук  при-
шел  в  панику:  он представил себе,  как из соседней квартиры
начнут доноситься пассажи,  рулады и фиоритуры - и научным его
занятиям настанет конец.
     И вот певец приехал. И - тишина. День, неделю, другую...
     Профессор набрался  храбрости  и  постучал  в   соседскую
дверь. Открыл Вертинский:
     - Чем могу быть полезен?
     - Понимаете, товарищ артист, - произнес профессор,- я вот
уже несколько дней с трепетом ожидаю начала Ваших упражнений в
области вокала, а у Вас все тихо да тихо...
     - Что Вы,  батенька,  - ответил великий бард,-  я,  поди,
тридцать лет задаром рта не раскрываю!

     Аутотренинг.

     Рассказывает бывший фонотетчик одесского КСП  "Дельфиния"
некто М.К..
     - Где-то во второй половине 70-х годов в Одессе с концер-
том оказался известный,  тогда еще  уральский,  бард,  ставший
классиком с младых ногтей.  Точнее,  он оказался где-то побли-
зости, кажется, в Кишиневе, а в Одессе его уговорили выступить
"до кучи",  причем,  в силу последнего обстоятельства,  за ка-
кой-то почти  символический  гонорар.  Испытание  для  психики
классика,  видимо,  оказалось не из легких;  во всяком случае,
картина была такая:  он меряет большими  шагами  по  диагонали
тесную артистическую и, не замечая стоящего в дверях М.К., сам
себе вслух твердит:
     - Все равно работать надо честно! Все равно работать надо
хорошо! Все равно работать надо честно! Все равно работать на-
до хорошо!
     Так или иначе, концерт прошел на должной высоте.

     Благородный порыв.

     Из фольклора. (Речь идет о другом уральском авторе, став-
шим классиком благодаря одной из первых своих песен.)
     Диалог:
     - N согласился дать благотворительный концерт.
     - Как, неужели бесплатно?
     - Нет, но - за рубли!

     Нам песня строить и жить помогает.

     Рассказывает Игорь  Грызлов  (Москва),  хотя  Борис Жуков
(тоже москвич) утверждает,  что слышал эту историю  из  других
источников и о других героях.
     В 60-е годы, когда песни Окуджавы как-то сами собой лега-
лизовались,  сразу несколько известных композиторов-песенников
вдруг проявили интерес к возможному сотрудничеству с ним.  Бу-
лат Шалвович,  в ту пору еще  стеснявшийся своего вторжения на
"чужую территорию",  не решился им отказать. Ничего путного из
этого сотрудничества так и не вышло (пока на горизонте не поя-
вился Исаак Шварц),  но в одном случае оно зашло настолько да-
леко, что увлекшийся мэтр пригласил своего будущего соавтора к
себе домой. До этого Окуджаве ни разу не случалось бывать дома
у  людей  с таким уровнем жизни (ведущие эстрадные композиторы
имели самые высокие легальные доходы в СССР),  и увиденное его
прямо-таки  ошарашило.  Когда он вновь обрел способность гово-
рить, он спросил:
     - Имярек  Имярекович,  откуда все это?
     Маэстро снисходительно похлопал его по плечу:
     - Песни надо писать, молодой человек!

     Вариант Михаила Столяра,  слышавшего нечто аналогичное от
Александра Городницкого.
     Однажды спускаясь в лифте,  Булат, которого тогда еще не-
часто величали Шалвовичем,  "подобрал" двумя этажами ниже жив-
шего там Илью Резника,  великого поэта-песельника, и, подивив-
шись разнице  в  одежде  своей и известного "профи",  произнес
слова о том,  что - вот,  мол, я поэт, писатель, у меня книжки
выходят, а  такой красоты писаной,  как твои,  Илюша,  наряды,
близко не видывал.
     На что его визави и ответил:
     - Песенки надо писать, Булатик!

     ДоСТОинство СТАтуса.

     Во второй половине 80-х, когда вполне нормальным (а глав-
ное -  едва ли не предельно реальным по возможностям большинс-
тва клубов) гонораром считался "полтинник" - 50 рублей,  среди
ленинградских клубных,  как теперь бы сказали, менеджеров было
популярно следующее определение: "Один мэтр равен ста рублям".

      * ЗНАТЬ СВОИХ ГЕРОЕВ! *

     Звезда.

     Рассказывает Олег Митяев:
     - В Магнитогорске я как-то выступал  в  одном  техникуме.
Организатор концерта прибежал к директору учебного заведения и
говорит, мол, такой популярный автор, все его знают...
     Директор взял афишу и со словами "сейчас проверим,  какой
он популярный" пошел в  аудиторию,  где  занимались  студенты.
Развернул перед ними лист и спросил:
     - Кто это?
     Ответ прозвучал очень дружно:
     - Рэмбо!

     Фамильное.

     Рассказывает Александр Вольдман.
     Конец 70-х. Агитпоезд ЦК ВЛКСМ по Нечерноземью. В составе
агитбригады - еще и Сашин брат Михаил.  В одном из  населенных
пунктов артистов уже ждет рукописная афиша,  на которой начер-
тано:
     "В программе - два брата: Вальдман и Вельдман!"

     Два слова.

     Рассказывает Берг.
     - В  середине семидесятых Дмитрий Дихтер по делам службы,
тогда еще инженерной, частенько наведывался в Новосибирск, где
регулярно  оказывался  в  гостеприимном континууме КСП Новоси-
бирского электротехнического института - НЭТИ. Однажды он вер-
нулся в Европу в совершеннейшем восторге от тамошнего академи-
ческого мужского хора, который - представляешь, Вова, мужики в
смокингах,  манишках и бабочках - поет "Атлантов" Городницкого
и "Молитву" Окуджавы!  Кстати, об этом даже писал хороший жур-
нал "Клуб и художественная самодеятельность".
     Но более всего на Диму произвело впечатление  то,  что  с
хором работает  (аранжирует и все такое прочее) настоящий ком-
позитор, член союза, хотя и молодой, а главное - интереснейший
мужик... Как-то,  бишь,  его...  Фамилия  -  два  таких  прос-
тых-простых русских слова... Во, вспомнил: Бляхер!

     А похож!

     Рассказывает Дмитрий Дихтер.
     В те годы в Новосибирске клубы плодились с китайским неп-
риличием. Один из них был основан Игорем Фидельманом по кличке
"Фидель" на базе какого-то женского общежития.  И по четвергам
прекрасные  дамы  собирались на звуки магнитофона,  на котором
Фидель крутил им очередную жертву,  перемежая записи собствен-
ными комментариями.
     И вот однажды в четверг появляется Дихтер. Фидель отменя-
ет консервированного  Розенбаума  и  выпускает живого Диму.  А
афишку про Розенбаума снять забывает.  Короче,  Дихтер поет, а
красный уголок битком забит девушками,  на головах которых бе-
леют тюрбаны-полотенца после бани, и еще две головы в дверях -
и диалог:
     - Это кто, Розенбаум?
     - Да нет, Дихтер какой-то.
     - А похож!

     Одинокий гитарист.

     Рассказывает Берг,  как  в  том же Новосибирске,  судя по
афише, он фигурировал в качестве "знаменитого гитариста из Ки-
ева".

     Никакая гитара не вывезет...

     Вот какую историю рассказал, кто уж - не помню.
     Году в 1988-м приехала в Калинин на  фестиваль  "Это  моя
песня" группа  КСПшников из Иваново.  Среди них - скромненькая
такая девушка неброской внешности,  совершенно не сценического
вида. Ей бы сидеть и слушать,  как бывалые бойцы выступают,  а
она возьми да заявись на участие в конкурсе, да не с чем попа-
ло, а с песней, которую в те годы только немой не пел. Начина-
лась она словами "Репетиций не надо,  их кончился срок,  песня
ждет на листке из блокнота..." Хит, короче.
     Ну, отборочное жюри прослушало полкуплета - все ясно: иг-
рает девочка примитивней некуда,  дикция оставляет желать луч-
шего, гитара не настроена...
     - Знаете,  - сказали ей,- Вы не отчаивайтесь. Поработаете
над собой годика два - попробуйте снова.  Может и сами переду-
маете. А нет - лучше что-нибудь другое,  а то эта песня - гимн
нашего клуба,  и  ее поет наш гвардейский, сиречь лауреатский,
дуэт Бавыкиных.
     - Спасибо, извините, - сказала девушка и пошла восвояси.
     Вся эта процедура заняла столь ничтожное  время,  что  ее
практически с начала пронаблюдал издали возвращающийся за стол
жюри его председатель Евгений Клячкин,  отошедший ненадолго по
какой-то надобности.
     - А что это она так быстро? - спросил он.
     Ему обстоятельно  объяснили,  мол,  совершенно несуразная
девочка посягнула на *такую* песню.
     - И вы ее завернули!?  - оторопело произнес он.  - _Она_же_
_автор_!!!
     Это была Марина Ливанова.

     Кого несем, ребята?

     Рассказывает Берг.
     - Московский слет 1979 года. Поляна, где проходит главный
концерт.  Я опоздал на него минут на пятнадцать,  и сесть  уже
было совершенно некуда - все забито публикой. А из первого ря-
да мне машет рукой  фонотетчик  киевского  КСП  "Костер"  Боря
Шлеймович,  мол,  пробирайся  сюда,  я тебе местечко забил.  И
действительно, рядом с ним - пустой пенопластовый коврик. Идти
"как положено" - значит,  по ногам,  головам и т.п. Но можно -
"как не положено",  то есть, через "мертвую зону" между первым
рядом и сценой.  Зона эта, исполосованная кабелями микрофонов,
колонок, питания, тщательно охраняется "хунвейбинами", сидящи-
ми  перед первым рядом метра через три один от другого.  Прор-
ваться можно.
     И вот  я,  выждав,  когда отвыступает очередной участник,
рванул из кусточков около сцены через зону и плюхнулся на  Бо-
рин коврик. Сижу, балдею. Кончилась песня, подходят ко мне два
"хунвейбина", один берет за руки,  другой за ноги и тем же пу-
тем относят в кусты и аккуратно складывают. Ну, думаю, так мне
и надо!
     А тем  временем  к  ним  устремляется  президент горклуба
Игорь Каримов и что-то кричит,  эмоционально жестикулируя  при
этом. Слышу вроде бы свою фамилию.
     Тут закончилась очередная песня,  подходят ко мне эти  же
двое ребят,  один  берет  все так же за руки,  другой за ноги,
проносят знакомым путем и нежно укладывают на Борин коврик.  Я
ничего не понимаю.
     Боря, видимо,  тоже чего-то не понимает, но совсем не то,
что я, ибо спрашивает:
     - А почему, когда они несли тебя в первый раз, ты не ска-
зал, что ты Ланцберг?
     - Но они же делали то, что положено!
     - Странно:  когда N-ского несли,  он кричал: "Я N-ский, я
N-ский!"
     (Боря назвал фамилию какого-то очень  известного  автора,
но, видимо,  не Городницкого, как мне почему-то запомнилось, -
не было  Городницкого на этом слете,- а,  возможно,  Владимира
Туриянского, который был, или кого-то еще.)
     А мне интересно: они что, и вправду не знают, кого носят?

     Так и быть!

     Рассказывает Вадим Мищук:
     - Казань,  фестиваль "Барды 80-х". Концерт ведет Вероника
Долина.  Готовясь объявить очередного участника, натыкается на
незнакомую фамилию и, не отходя от микрофона, говорит сама се-
бе вслух:
     - Кто это такой?  Я же  всех  хороших  бардов  знаю!  Кто
это?..
     И уже громко:
     - Ну ладно, выходи!
     (Борис Жуков и Виктор Байрак, правда, утверждают, что все
было несколько мягче - готовясь объявить Андрея Ширяева  Веро-
ника произнесла:
     - Я ведущая, но этого человека вижу впервые в жизни.)

     Недосягаемый идеал.

     В 1995 году во время очередного приезда Ланцберга в Моск-
ву  его  познакомили с известным поэтом и журналистом Дмитрием
Быковым.  И первое,  что услышал от  своего  нового  знакомого
Берг, было:
     - А Вы знаете, что Вы - самый ненавистный мне бард?
     Оказывается, во  время  Диминой службы в армии его началь-
ник-сержант,  отправив его в очередной раз чистить гальюн, сам
садился на соседнее очко и,  что называется,  стоя над душой в
столь странной позе, пел под гитару песни Ланцберга, перемежая
их репликами типа: "Никогда тебе, сука, такого не написать!"

     Кое-что о народности в искусстве

     Однажды, еще в те полузабытые времена, когда всякое появ-
ление авторской песни в эфире было событием, году так в 1983-м
популярный в ту пору артист эстрады и кино Игорь Скляр в  оче-
редной телепередаче объявил,  что споет "русскую народную пес-
ню". И запел "Губы окаянные..." Смотревший передачу композитор
Владимир Дашкевич подскочил от возмущения, ибо прекрасно знал,
что это - одна из ранних песен его друга и постоянного соавто-
ра Юлия Кима. В поисках выхода для переполнявших его чувств он
немедленно набрал номер  Кима...  И  услышал  невозмутимое:  -
Русский  народ слушает.  Тут к телефону подскочила дочь Кима и
радостно прокричала:
     - Я - дочь русского народа!
     Впоследствии Ким  с удовольствием рассказывал эту историю
на своих концертах,  а Дмитрий Дихтер со своей студией  сделал
даже ретро-программу по классике авторской песни под названием
"Русский народ слушает".

     Если и не вошла в эту программу песня Александра  Красно-
польского "Как над Волгой-рекой...", то вполне могла бы войти,
так как, наподобие кимовских стилизаций, неоднократно объявля-
ема бывала плодом анонимно-всенародного воображения.

     Нечто  похожее  рассказывал  на одном из концертов и Юрий
Визбор:
     -  Году в 1960-м я написал песню "Если я заболею", высту-
пив  в  нейсвойственном для меня амплуа композитора. Песня по-
степенно  вышла  в массы, и года через два я услышал выступле-
ние  Я.Смелякова по радио, в котором он сказал: "И самое боль-
шое, товарищи, счастье для поэта - это когда его стихи без его
ведома  становятся народной песней. Так вышло с моим стихотво-
рением 'Если я заболею'...". Это было довольно приятно.

     Стой, кто идет?

     Рассказывает Сергей Данилов, питерский автор.
     Середина 90-х.  Константин  Тарасов пытается проникнуть в
московский ДК "Меридиан" на свой же концерт со служебного вхо-
да. С  ним - два молодых человека суперменской внешности и две
юных дамы, по виду - топ-модели. Задача Константина - провести
их без  билетов.  Вахтер - хранитель турникета - останавливает
шествие вопросом:
     - Вы кто такие?
     - Я? Константин Тарасов, - отвечает Костя.
     Вахтер смотрит длинный список,  кого пропускать,  находит
его фамилию...
     - Ну да, ну да. А эти? - на его спутников.
     - Это мой телохранитель, шофер, массажистка и повар.
     - А вы кто? - снова спрашивает Тарасова слегка обалдевший
страж.
     - Я - Тарасов, - терпеливо повторяет Костя.
     Вахтер снова ныряет в список, ищет, находит:
     - Ну ладно, проходите!

     Уточнение Константина Тарасова.
     Концерт был их совместный с Олегом Митяевым.
     Вахтер фамилию Кости в списке не нашел и сказал,  что се-
годня выступает Митяев. На что Константин ответил:
     - Ничего, я тоже выступлю!
     Тогда вахтер осведомился на предмет,  кто эти четверо мо-
лодых людей и получил ответ, совпадающий с предыдущей версией.
Профессионально оценив взглядом всю пятерку, он понимающе мот-
нул Тарасову головой - мол, все ясно, проходите!

     С того света.

     Рассказывают Николай Адаменко (Харьков) и Сергей  Данилов
(Петербург).
     Конец 80-х. Таллин. Концерт Гейнца и Данилова.
     После концерта к ним подходят молодые ребята из КСП "Кап-
ля" с вопросом:
     - А "Перевал" - чья песня?
     - Наша.
     - Правда? А мы думали, ее автор давно умер...

     Неоднократно "умирал" Александр Городницкий.  Помимо слу-
чая, когда одна девочка после концерта в Ленинграде  зачислила
его в мертвые классики как автора песни "Снег",  знакомой ей с
раннего детства,  широко известен случай, когда  в  Мурманске,
где он как геофизик наносил визит знаменитой  Кольской  сверх-
глубокой скважине,  ему показали могилу зэка, сложившего бесс-
мертное "На материк,  на материк..." Причем на робкую  попытку
барда отстоять свое авторство старый з/к, исполнявший роль ги-
да в этом эпизоде, решительно заявил, что человек "с воли" та-
кую песню придумать в принципе не способен.

     А однажды Городницкому пришлось отдуваться за покойника.
     Дело было  в  Ленинграде,  видимо,  когда А.Г.  жил уже в
Москве. Возможно, по этой причине его не было в Питере на эта-
пе подготовки его концерта и,  приехав, он был поставлен перед
фактом, что на афише была объявлена встреча с поэтом  Городец-
ким.
     Выйдя на сцену, бард сказал нечто вроде:
     - Я должен сообщить вам трагическую новость:  поэт Сергей
Городецкий умер. Предлагаю почтить его память вставанием.
     Все встали. Через минуту он сказал:
     - Прошу сесть. А меня зовут Александр Городницкий...

     Кстати о покойниках:  немало их еще ходит среди нас. Году
в 94-м Олегу Митяеву показали самарскую газету для  осужденных
- "Тюрьма и воля",  где под названием "Больничка" была опубли-
кована его песня "Сестра милосердия". А рядом такой текст: "Об
авторе этого  чудесного  романса нам почти ничего не известно.
Мы только знаем,  что родом он из города Жигулевска. Его жизнь
оборвалась в  1978 году.  Срок отбывал в ИТК-6.  Если кто-либо
располагает какими-нибудь сведениями об  этом  несомненно  та-
лантливом человеке, очень просим сообщить по адресу: г.Самара,
ИТУ-4, библиотека..."
     Что и говорить, жаль Олега. Приятно, однако, что он успел
встать на путь исправления!

     Чем "удобна" короткая дистанция.

     Дистанция - не дистанция, но малоощутимая для посторонне-
го разница в именах "Владимир" и "Валерий" сослужила,  по сло-
вам Михаила Столяра,  весьма неоднозначную службу минскому ав-
тору Володе Борзову. Выступал он в конце 70-х в каком-то укра-
инском городе,  где афиша возвещала о том, что "Валерий Борзов
поет свои песни".  Публика валом валила послушать легендарного
чемпиона мира в беге на 100 метров!

     Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца...

     Иркутский автор Сергей Корычев вспоминает эпизод, случив-
шийся в Одессе в 1992 году, когда он и Евгения Логвинова прие-
хали туда, чтобы записать очередной магнитоальбом.
     Возвращается Сергей с пляжа и вдруг замечает,  что многие
прохожие на него оборачиваются и улыбаются такими хорошими-хо-
рошими улыбками.
     - Ну, все! - думает он. - Пришла мировая слава.
     Причина "мировой  славы" стала ясна через непродолжитель-
ное время,  когда выяснилось, что он, одеваясь на пляже, натя-
нул майку с надписью "Chanel" шиворот-навыворот.

     "...И сопровождающие его..."

     Константин Тарасов,  автор, больше известный как аккомпа-
ниатор Олега Митяева, выдал явную байку:
     - Кто это там в кепочке идет?
     - Константин Тарасов.
     - А рядом?
     - Его солист.

     Благословил.

     Разные люди рассказывали; уточнила сама Елена Казанцева.
     Послушал ее на концерте Олег Митяев и сказал:
     - Ну чего ты песенки поешь?  Голоса в  тебе  нету.  Лучше
стихи сочиняй, книжки издавай...
     - Ну нравится мне песни писать.  Тебе же  нравится  петь?
Вот и мне тоже. Да и просят иногда спеть что-нибудь...
     И Лена подарила Олегу свою кассету.
     Через некоторое время он позвонил:
     - Я вот тут послушал... Ты знаешь, неплохо... Ладно, пой!

      * ИДЕОЛОЖЕСТВО *

      (Термин принадлежит журналисту Валерию Хилтунену)

     С турецким акцентом.

     Рассказывает Берг.
     - Октябрь  1974 года.  Донбасс.  Серия концертов - один в
Славянске и два в Донецке. Организатор - опальный Юрий Миленин
из Краматорска.  Участники - Евгений Клячкин, Сергей Стеркин и
автор этих строк.
     Прибывают в Краматорск в обратном порядке, и Стеркин бук-
вально "с колес" набрасывается на Миленина:
     - Ты чего хочешь? Каких приключений тебе еще недоставало?
Ты кого к себе наприглашал!?
     - А кого?  - не может взять в толк чистый и наивный Миле-
нин.
     - Кого-кого! Ланцберг кто по национальности?
     Юра пытается ответить на вопрос, который, видимо, никогда
сам себе не задавал:
     - Наверное, еврей, да?
     - "Наверное"! А Клячкин?
     - Да я как-то...
     - Так вот знай, что и он тоже.
     - Но ты-то?..- у Миленина еще теплится последняя надежда.
     - А я вообще до института Стэркиным был!

     "50 - это так же, как 20"!

     Рассказывает Юрий Кукин.
     В 1967 году (отметим дату, это очень важно) ему, ставшему
уже лауреатом нескольких песенных конкурсов и вообще  человеку
популярному, предложили  издать сборник собственных песен.  Он
принес в издательство тексты. Редактор просмотрел их и один за
другим забраковал все, по той или иной причине.
     Песня "Тридцать лет" отпала из-за  строчки  "Пятьдесят  -
это так же, как двадцать".

     Бедный, бедный!

     Рассказывает Николай  Смольский  (Кемерово)  о  том,  как
Юрий Кукин - в гостях у кемеровчан, знакомится с достопримеча-
тельностями города.  На углу улиц Ф.Дзержинского  и  Д.Бедного
восторженно восклицает:
     - О! Угол Бедного - Дзержинского!

     Как подать.

     Рассказывает Берг.
     - Фестиваль "Москворечье-74".
     Вырвавшаяся из дома с огромным трудом кормящая мать Алена
Козина (КСП  МАИ)  заявляет на конкурс единственную готовую на
данный момент песню Валерия Бокова "Памяти погибших кораблей".
И ее не пропускают:
     - Песня упадническая, выберите что-нибудь другое.
     Другого нет, Алена в отчаянье. Выручает советом Дима Дих-
тер:
     - Перепиши  текст  заново  и  назови  по первой строчке -
"День за днем".
     Помогло!

     Полонский был "наш" человек!

     Рассказывает Наталья Дудкина.
     - Кишиневский фестиваль середины 80-х. Прослушивают авто-
ра музыки Андрея Крючкова и говорят:
     - Ну что это у Вас за песня такая:  "Про черный день  нет
песен у меня!" - грустная такая. Кто это написал?
     - Это написал Полонский, - отвечает Андрей.
     - Надо же! А где он сейчас, сколько ему лет?
     - Он уже умер.
     - Какие же у вас молодые умирают!

        Заодно и бациллу "замочили"!

     Рассказывает Берг.
     - Май 1982 года,  Чимган, YI-й фестиваль, запрещенный ка-
гэбэшниками.
     Всех местных  вернули в город,  а у приезжих билеты аж на
через два-три дня,  им разрешили остаться.  Но  объявили,  что
фестиваль отменен по причине эпидемии ящура.  Даже шмон обеща-
ли, что было некстати,  ибо у многих в рюкзаках имелись книжки
и пленочки,  не способствующие быстрому излечению крупного ро-
гатого скота.
     Ну, сцену разобрали, конкурса не было, но у костров попе-
ли. А кроме того,  изготовили ну очень похожее (правда,  поче-
му-то на бронтозавра) чучело ящура в масштабе 1:43,  потаскали
туда-сюда и весело сожгли. А подошел срок - разъехались.
     И вот  через  какое-то  время в разных городах нескольким
завсегдатаем "Чимгана" пришли бандерольки из Оренбурга. В каж-
дой из  них  находилась  многотиражка  тамошнего мединститута,
"Советский медик" от 31 мая,  а в ней - статья "Песни Чимгана"
о  том,  как  "27 оренбуржцев из клуба "Оптимист (Оренбургский
политехнический институт) и "Акварель" (ДК "Россия")  побывали
второй раз на Ташкентском слете".
     "Программа этого года,- писал  автор  статьи,-  оказалась
интересной и крайне насыщенной:  преодоление перевалов и кань-
онов со всеми элементами горного  туризма;  прогулка  до  сне-
гов;.. наблюдение за парением дельтапланов; песни вокруг кост-
ров; встречи со старыми и новыми друзьями...  Клубная фонотека
значительно пополнилась их песнями.
     Не обошлось без трудностей. Буквально за день до открытия
слета район  проведения оказался в зоне обнаружения нескольких
случаев весенней вспышки ящура. И хотя случаев заболевания лю-
дей не  было,  органы  милиции и санэпидстанции провели четкую
карантинную профилактику, в которой приняли участие и дежурные
заслоны представителей клубов страны.
     Это не помешало нашим ребятам  дать  двухчасовой  концерт
для гостей слета..."
     Как сказал бы Жванецкий,  для знатоков штучка!  На них же
была рассчитана и подпись под статьей - "В.Горячок,  студентка
5 курса". Трудно сказать, училась ли на пятом курсе такая уди-
вительная студентка, но президентом КСП "Акварель" и предводи-
телем оренбуржцев на Чимгане был  Володя  Горячок,  обладатель
специфического  юмора,  по  роду  своей  основной деятельности
весьма далекий от медицины.
     Знал бы редактор!..

     Что делать?

     Рассказывает Александр Мирзаян.
     - Конец 70-х.  КСП в ряде крупных городов отчасти легали-
зованы (на определенных, разумеется, условиях), а кое-где даже
включены  в  план  работы  с молодежью.  Партийное начальство,
скрипя задами,  пытается со своей стороны искать новые  модели
поведения.
     На одном из больших фестивалей,  проходивших  в  условиях
города и зала,  в конце программы по традиции звучит "Поднявши
меч..." Публика,  заслышав родной гимн, встает. Номенклатурные
гости, которым он, мягко говоря, не родной, продолжают сидеть.
Возникает молчаливый конфликт. И тогда те аппаратчики, что по-
умнее, медленно начинают вставать. Кто-то из них, посмотрев на
упорно сидящее начальство,  садится снова.  В это время до на-
чальства что-то доходит,  и оно приподнимается.  Те, что сели,
встают по новой.
     Очень все это забавно смотрелось!

     Что в имени?

     Дело было,  рассказывают, в середине семидесятых к северу
от Москвы.
     На одном из полустанков в общий вагон какого-то "шестьсот
веселого" поезда  заваливает  толпа  туристов,  предварительно
"подогретых" по причине прохладного времени года. Рассаживают-
ся по свободным местам.  В одном отсеке посвободней - лишь ба-
булька спит на нижней полке,  прикрыв лицо платочком,  -  туда
набилось побольше.  Пригрелись и запели, в том числе полушепо-
том - Галича.  Затем "поддали" еще и запели погромче, Галича в
том числе.
     В какой-то момент поезд вдруг  останавливается.  Бабулька
снимает платочек  и принимает сидячее положение.  Оглядывается
вокруг и произносит:
     - А-а, Галич!
     Все разом трезвеют и замолкают.  Начинают соображать, что
же будет и как себя вести на допросе.
     Тут поезд трогается, и мимо окна проплывает горящее в ве-
чернем небе название станции:
                           "ГАЛИЧ".

     О патриотизме.

     Рассказывает Александр Мирзаян.
     - В  197...  году  на  фестивале в Минске сидевшие в жюри
"представители инстанций" сняли  с  исполнительского  конкурса
участника,  вышедшего  с  песней  Б.Окуджавы  и  В.Берковского
"Круглы у радости глаза...",  так как им показались  непатрио-
тичными строчки "Не все ль равно,  какой земли касаются подош-
вы..." Никакие объяснения и увещевания бардов и клубных  акти-
вистов не помогли: "старшие товарищи" стояли на своем.
     Первое место  в  данной номинации занял исполнитель песни
Е.Клячкина на слова И.Бродского "Мне говорят,  что  надо  уез-
жать..."

     Чего не понять умом, того не понять. Мне, Бергу, остается
лишь добавить,  что  несколькими  годами  раньше на Грушинском
фестивале "зарубили" Александра Краснопольского из-за  строчек
его песни - "Мы с тобою, как в далекой Стране Дураков, Собира-
ем не то, что посеяли":
     - А Вы какую, собственно, страну имели в виду?
     Поневоле задумаешься!

     Высшее признание.

     Рассказывает Борис Жуков.
     - 1983 год, февраль. II-й московский фестиваль. Идут пер-
вые месяцы правления Андропова,  все начальники уже знают, что
с них "спросят строго",  но не знают,  за что именно, и потому
боятся абсолютно всего.  Прежние литовки отменены,  все тексты
нужно литовать заново. Разумеется, никаких песен на бис, ника-
кого пения в фойе, никаких стенгазет... И завершающий аккорд -
организаторам фестиваля вручен список авторов,  которые ни под
каким видом,  ни в каком качестве не могут  быть  допущены  на
сцену.  Список  открывается известными именами,  а дальше идут
фамилии клубного и даже кустового ранга - предмет  начальством
изучен хорошо.
     Член оргкомитета  фестиваля  Саша  Пинаев  сообщает   эту
скорбную весть одному из фигурантов списка - автору Валере Ка-
минскому:
     - Валера, ну, ты не отчаивайся, мы будем добиваться, что-
бы тебе дали выступить...
     - Пинаев, идиот, не вздумай! Этих фестивалей еще до хрена
будет, а вот в один список с Лоресом и Мирзаяном я больше, мо-
жет, никогда не попаду...

     Классики всегда современны.

     (Продолжает рассказ Борис Жуков.)
     - Чудовищная  атмосфера  сверхбдительности  на  фестивале
словно нарочно провоцировала всевозможные инциденты. То публи-
ка  как-то  неадекватно  реагировала на "Почтальонку",  спетую
впервые вышедшей на большую сцену Галей Мартыновой (ныне  Хом-
чик).  То  по  залу прокатывалось тихое шушуканье при виде не-
весть кем выпущенного на сцену Петра Старчика.  Но это, оказы-
вается, были еще цветочки...
     Бомба взорвалась,  когда на сцену вышла Наталья Пинаева -
жена вышеупомянутого члена оргкомитета. И чистым, звонким, на-
ивным голосом объявила:
     - Стихи Роберта Бернса в переводе Маршака.

                За тех, кто далеко, мы пьем,
                За тех, кого нет за столом -
                За славного Тэмми,
                Любимого всеми,
                Что ныне сидит под замком.

                За тех, кто далеко, мы пьем,
                За тех, кого нет за столом -
                За Чарли, что ныне
                Живет на чужбине,
                И горсточку верных при нем!

                Свободе - привет и почет,
                Пускай бережет ее разум,
                А все тирании пусть дьявол возьмет
                Со всеми тиранами разом!

     В общем-то,  для восторга зала и ужаса начальства хватило
бы и этого. Но дальше пошло нечто вовсе несусветное:

                Да здравствует право читать!
                Да здравствует право писать!
                Правдивой страницы
                Лишь тот и боится,
                Кто вынужден правду скрывать!

     Зал уже  подпевает,  вернее,  тихо подвывает от восторга.
"Ответственные" сидят с кислыми мордами -  а  поди  придерись,
стихи-то хрестоматийные, сто раз напечатанные...
     Остается добавить,  что в ту пору  Наталья  Пинаева  была
сотрудником Главного  управления исполнения наказаний МВД СССР
- проще говоря, тюремного ведомства.

     Текст и подтекст.

     (Продолжает Борис Жуков.)
     - Но самым коварным и изощренным идеологическим диверсан-
том на том фестивале оказался Андрей Крючков.
     Он вышел на сцену, спел какую-то вполне нейтральную лири-
ку, ему столь же нейтрально похлопали. В конце концов он запел
свою "визитную карточку" - "Новогоднюю" ("У хороших людей  за-
жигаются яркие  елки...").  И  все бы ничего,  но на последних
двух строчках зал вдруг разразился торжествующим хохотом и ап-
лодисментами. Граждане  начальники тупо глядели в представлен-
ный на литовку текст (от которого Крючков, ясное дело, не отк-
лонялся), силясь понять: чего это они все? Ну что тут такого:
          Нехороших людей давно скушали серые волки,
          И следы тех волков замело еще в прошлом году?
     Откуда было гражданам начальникам знать,  что уже не пер-
вый год на всех московских слетах и  песенных  посиделках  эти
строчки при повторе несколько видоизменялись:
          Нехороших людей развезли давно черные "Волги",
          А хороших людей "замели" еще в прошлом году...

     Рождение имени.

     Рассказывает Алексей Подвальный (Москва).
     - Во второй половине 60-х Юлий Ким,  тесно связанный в то
время  с  зарождающимся диссидентским движением,  оказался без
средств к существованию: из школы ему пришлось уйти, а от кон-
цертов ему настоятельно рекомендовали воздержаться.
     В это  время  на  него вышел режиссер саратовского ТЮЗа с
предложением написать песни для  спектакля  "Недоросль".  Ким,
конечно, радостно согласился,  но честно предупредил, что одна
только его фамилия на афише может привести к закрытию  спекта-
кля.
     - Знаете что,- сказал режиссер,  подумав,- возьмите псев-
доним. Никаких хлопот это не требует, а начальству спокойнее.
     На том и порешили.
     Через некоторое  время  режиссер  с  уже готовыми песнями
уезжал к себе в Саратов.  Ким провожал его на вокзале ("Я при-
шел на вокзал Павелецкий..."). Все уже сказано, обо всем дого-
ворено...
     - Да, - вдруг вспомнил режиссер,- а псевдоним?
     И тут Киму,  блестящему импровизатору и тонкому стилисту,
начисто отказала творческая фантазия.
     - Иванов,- говорит Ким.
     - Нет! - говорит режиссер.- Ну что это за псевдоним?
     Поезд трогается.  Ким идет рядом с  тамбуром,  в  котором
стоит режиссер.
     - Петров.
     - Нет.
     Поезд прибавляет ходу.
     - Сидоров.
     - Нет.
     Ким начинает отставать.
     - Михайлов!
     Режиссер понимает, что если он опять скажет "нет", следу-
ющего варианта уже не услышит.
     - Ладно. Михайлов!
     Так родился "Юлий Михайлов" - автор множества  всенародно
известных песен из спектаклей и фильмов.

     Чуть позже  в  народе  возник  вариант известной песенной
строчки:
     - Как Ким ты был, так Ким ты и остался!

     Не верь ушам своим.

     Рассказывает Александр Городницкий.
     - В  одной из экспедиций в Атлантике был такой случай.  Я
что-то делаю на палубе,  и вдруг мне кричат: "Михалыч, давай в
радиорубку, тебя "Голос Америки" передает!" Я, конечно, иду, а
у самого внизу живота такой  уже,  знаете,  холодок...  Вхожу.
Действительно,  из  динамика  мой голос поет "Над Канадой небо
синее...",  а слушают его начальник экспедиции и  замполит.  И
выражение лица у обоих такое, с которым смотрят на безнадежно-
го больного:  жаль,  мол,  беднягу,  да ничего не поделаешь...
Стоим, слушаем, молчим. Песня кончается, вступает голос дикто-
ра: "В эфире - очередная программа о творчестве советских бар-
дов, преследуемых коммунистическим режимом..." Тут сочувствен-
ное выражение  на  лицах  начальников  меняется  на  чугунное.
"...Мы открыли ее песней Юрия Визбора "Над Канадой" в исполне-
нии автора..." - Слыхали?  - сказал я,  круто повернулся и вы-
шел.

     Конец - делу ...

     Рассказывает Валерий Мустафин (Казань).
     То ли конец 70-х, то ли начало 80-х. Ульяновск. Фестиваль
"Гамбургский счет",  идею которого предложил замечательный че-
ловек, президент клуба Евгений Сиголаев.
     Объявляется конкурс на лучшую песню для закрытия фестива-
ля. Последним на сцену выходит Леонид Сергеев и завершает свою
серию песен чем-то гусарским с такими примерно словами:
               "И мы пойдем попить мадеру,
               И будем пить с тобой мы до утра,
               И за царя, за Родину, за веру
               Мы грянем громкое "Ура! Ура! Ура!"
     - Ну, все, - говорит он, оказавшись за кулисами, - кажет-
ся, я закрыл этот фестиваль. Навсегда.

     Считаю до трех!

     Рассказывает Берг.
     - 23 июня 1978 года у меня состоялась беседа с подполков-
ником.  Точнее,  у него со мной. И называлась - профилактичес-
кая.  И проходила в большом сером доме на улице Дзержинского в
Саратове.
     Собеседник мой  очень переживал по поводу моей дальнейшей
судьбы, и я,  чтобы хоть как-то его успокоить, пообещал больше
не писать двусмысленных песен. На том он и угомонился.
     А я вышел от него и задумался:
     - Как же теперь быть? Ведь вся прелесть этих песенок была
именно во втором смысле! А впрочем, я ведь никому не обещал не
писать трех-, четырех- и более-смысленных песен!
     С тех пор считаю хотя бы до трех и ни разу еще не обманул
этого замечательного человека!

     Так в жизни не бывает.

     Рассказывает Александр Городницкий:
     - На следующий год после появления злополучной песни "Про
жену французского  посла"  меня вызвал к себе тогдашний секре-
тарь партбюро,  весьма, кстати, известный и заслуженный ученый
в области  изучения  твердых полезных ископаемых океана,  про-
фессор и доктор наук,  седой и красивый невысокий  кавказец  с
орлиным носом  и  густыми бровями,  обликом своим напоминавший
графа Калиостро. Когда я прибыл к нему в комнату партбюро, где
он был в одиночестве,  он запер дверь на ключ,  предварительно
почему-то выглянув в коридор.
     - У нас с тобой будет мужской разговор, - объявил он мне.
- У меня тут на подписи лежит твоя характеристика в рейс,  так
вот, ты мне прямо скажи, что у тебя с ней было.
     Удивленный и встревоженный этим неожиданным  вопросом,  я
старался понять, о ком именно идет речь.
     - Да нет, ты не о том думаешь, - облегчил мои мучительные
экскурсы в  недавнее  прошлое  секретарь,  -  я тебя конкретно
спрашиваю.
     - О ком? - с опаской спросил я.
     - Как "о ком"? О жене французского посла.
     Я облегченно вздохнул,  хотя,  как оказалось,  радоваться
было рано.
     - Что вы, Борис Христофорович, - улыбнувшись, возразил я,
- ну что может быть у простого  советского  человека  с  женой
буржуазного посла?
     - Ты мне лапшу на уши не вешай,  -  строго  обрезал  меня
секретарь, -  и  политграмоту мне не читай - я ее сам кому хо-
чешь прочитаю. Ты мне прямо говори - да или нет!
     - Да  с  чего вы взяли,  что у меня с ней что-то было?  -
возмутился я.
     - Как это с чего? Если ничего не было, то почему ты такую
песню написал?
     - Да просто так, в шутку, - наивно пытался объяснить я.
     - Ну, уж нет. В шутку такое не пишут. Там такие есть сло-
ва, что  явно с натуры списано.  Так что не крути мне голову и
признавайся. И имей в виду:  если ты честно обо  всем  расска-
жешь, дальше меня это не пойдет,  и характеристику я тебе под-
пишу, даю тебе честное слово.  Потому что,  раз  ты  сознался,
значит перед нами полностью разоружился и тебе опять можно до-
верять.
     - Перед кем это - перед вами? - не понял я.
     - Как это перед кем? Перед партией, конечно!
     Тут я понял, что это говорится на полном серьезе, и не на
шутку обеспокоился.
     Последующие полчаса,  не жалея сил, он пытался не мытьем,
так катаньем вынуть из меня признание в любострастных действи-
ях с женой французского посла. Я держался с мужеством обречен-
ного. Собеседник мой измучил меня и измучился сам.  Лоб у него
взмок. Он  снял  пиджак  и повесил его на спинку своего секре-
тарского стула.
     - Ну, хорошо, - сказал он, - в конце концов есть и другая
сторона вопроса.  Я ведь не только партийный секретарь, но еще
и мужчина. Мне просто интересно знать - правда ли, что у фран-
цузских женщин все не так, как у наших, а на порядок лучше? Да
ты не сомневайся, я никому ничего не скажу!
     Я уныло стоял на своем.
     - Послушай,  - потеряв терпение закричал он, - мало того,
что я просто мужчина,  - я еще и кавказец.  А кавказец  -  это
мужчина со  знаком качества,  понял?  Да мне просто профессио-
нально необходимо знать,  правда ли, что во Франции женщины не
такие, как наши табуретки, ну?
     Я упорно молчал.
     - Ах так,  - разъярился он,  - убирайся отсюда.  Ничего я
тебе не подпишу!
     Расстроенный, вышел я из партбюро и побрел по коридору. В
конце коридора он неожиданно догнал меня, нагнулся к моему уху
и прошептал:
     - Молодец, я бы тоже не сознался!
     И подписал характеристику.

     Цензура на излете.

     Из разных источников.
     Как известно,  история повторяется в виде фарса.  Так,  в
начале "перестройки"  цензура  тратила  значительные усилия на
предотвращение пропаганды пьянства и  алкоголизма.  Эпоха  эта
совпала с началом массовых публикаций авторской песни, которая
никогда не стеснялась воспевать ничто  человеческое.  На  этом
месте и возник конфликт,  решавшийся с позиции силы.  И в раз-
личных сборниках появились пламенные строки,  в которых что-то
знакомое сочеталось  с элементами новизны.  Результаты искусс-
твоведческих исследований проще представить в виде таблицы:

+---------------+-----------------------+--------------------|
|     Автор     |         Поет          |  Следует печатать  |
+---------------|-----------------------|--------------------+
| Ю.Ким         | Как бы попили,        | Чаю попили,        |
|               | а как бы попели!      | а как бы попели!   |
+---------------|-----------------------|--------------------+
| Ю.Визбор      | И пить нам,           | И петь нам,        |
|               | и весело петь!        | и весело петь!     |
|               |                       |                    |
|               | ...И душу греть вином | ...И душу греть    |
|               | или огнем...          | добром или огнем...|
+---------------|-----------------------|--------------------+
| А.Городницкий | Прочь тоску гоните вы,| Вы летите по ветру,|
|               | выпитые фляги!        | посадочные флаги!  |
+---------------|-----------------------|--------------------+
| Г.Васильев,   | С верной подружкой    | С верной подружкой |
| А.Иващенко    | и кружкой в руке...   | и книжкой в руке...|
+---------------+-----------------------+--------------------+

    * ВЕЛИКАЯ СИЛА ИСКУССТВА *

     Когда деньги "не играют рояли".

     Рассказывает Николай  Адаменко  (Харьков),  хотя  Дмитрий

Бикчентаев (Казань) утверждает, что это - чистейший "фольклор".

     - Дело  было  во второй половине 80-х,  когда Андрей Коз-

ловский еще работал сварщиком "на северах" и "на материке" по-

являлся с карманами,  оттопыривавшимися от обилия билетов Гос-

банка СССР.

     И вот он сидит в компании своих  казанских  друзей  в  не

очень меблированной  квартире какой-то общей знакомой.  Сидят,

"квасят". В какой-то момент горючее заканчивается, а энтузиазм

еще нет, и Андрей как наиболее кредитоспособный участник собы-

тия вызывается пополнить запасы. Исчезает он надолго.

     Когда оставшиеся  уже  почти свыкаются с мыслью,  что его

планы на остаток дня изменились круто и окончательно, на лест-

нице возникает какой-то шум,  возня, звучат грубые мужские го-

лоса и раздается звонок в дверь. Хозяйка открывает, и незнако-

мые мужики  под  руководством Андрея вкатывают не очень старое

пианино.

     - Вот, - говорит Андрюша,- зашел по ошибке в комиссионку,

увидел эту штуку и понял, чего нам недоставало.

     Ну, добавили, помузицировали, стали расходиться. Уходит и

Андрей. Хозяйка:

     - А пианино?

     - Так ведь, может, не в последний раз...

     Удалось навести справку по данному эпизоду у самого  Коз-

ловского.

     - Не было этого в Казани.  В Вологде  было.  Это  пианино

рублей двести стоило всего-то.

     - А что ты сказал, уходя?

     - Не помню: пьянка же была!

     Лекарство для души, и не только.

     Рассказывает Александр Иванов.

     Концерт в  Москве.  Саша поет и вдруг замечает,  что один

зритель время от времени что-то записывает в записной  книжке.

Кто он и что пишет?  Вроде бы не гэбэшник - времена уже не те.

Тогда кто?

     В перерыве этот человек подходит к Саше и  говорит,  мол,

знаете, Ваши песни обладают зарядом энергии,  способным произ-

водить целенаправленное лечащее  воздействие  на  человеческий

организм. Я  вот тут отметил:  эта песня - "от головы",  эта -

"от сердца", эта - "от почек"...

     Тут сидящий поблизости известный визборовед Р.А.Шипов ти-

хонько шепчет Иванову:

     - Спроси его, а нет ли у тебя чего от геморроя?

     Кимельфельд и нимфы.

     Кто-то рассказал.

     Дело было в Киеве в середине 70-х годов.

     Сидят на  бульваре  на  лавочке трое - Дима Кимельфельд и

две живописные особы альтернативного полу.  Поодаль маячит  и,

судя по всему, мается четвертый - страж порядка. Мается от то-

го, что не может разрешить проблему:  если мужик,  сидящий  на

лавочке (а это,  как вы поняли,  Кимельфельд) пьян,  причем до

безобразия, то почему трезвым девочкам так хорошо с ним и  ве-

село? А если он тверез, то почему так похож на пьяного?

     Ну, почему похож,  вы тоже догадались - по причине незау-

рядного артистического  дарования.  Но  всему прекрасному рано

или поздно приходит конец,  и по изменениям в оттенках поведе-

ния мента Дима понял,  что тот уже почти решился на исполнение

служебного долга,  и с шуткой пора завязывать.  Концовку  Дима

придумал весьма  изящную - разыграть пантомиму с воображаемыми

стаканом и бутылкой водки.

     А позади скамейки рос пирамидальный тополь с низко распо-

ложенными ветвями. И Дима со словами "Вот сейчас я возьму ста-

кан..." засовывает в листву руку и... достает пыльный граненый

стакан, о существовании которого он,  естественно, не подозре-

вал.

     С учетом специфики аудитории...

     Владимир Качан  рассказывал,  что в свое время он надолго

исключил из репертуара песню Б.Окуджавы и  И.Шварца  "Кавалер-

гарда век недолог..." после того, как однажды, привычно выводя

"не обещайте деве юной любови вечной на  земле...",  он  вдруг

вспомнил, _кому_ он это поет:  дело происходило на концерте для

работников ЗАГСов.

     Вероятно, нечто подобное испытал и Олег Митяев, когда его

во время благотворительного выступления в исправительно-трудо-

вой колонии  заставили-таки  спеть коронную "Как здорово,  что

все мы здесь сегодня собрались!".

     Но не все так печально. Сергей Кульбака (г.Переславль-За-

лесский) вспоминает, каким энтузиазмом была охвачена аудитория

в подобном  заведении,  когда  они с братом Николаем и другими

участниками ансамбля политической песни (дело  было  в  начале

80-х) пели,  казалось бы,  стереотипные слова о том долгождан-

ном, но неизбежном моменте,  когда решетки заржавеют, "темницы

рухнут, и свобода..." Это было прекрасно!

     Что и было сделано.

     Грустный случай. Рассказал кто-то из екатеринбуржцев.

     На фестивале "Ильмень-94" Петр Старцев спел песню,  в ко-

торой были слова: "Успокой скорей поэта, озеро Ильмень!"

     А на  следующий  день  спасслужбы стояли на ушах:  кто-то

утоп.

     Такие дела.

     С первой попытки.

     Напомнил Николай Адаменко (Харьков), затем - независимо и

слово в слово - Сергей Данилов (Петербург).

     Год примерно 88-й. Лагерь "Орленок" под Туапсе. Дом вожа-

тых. Около полуночи.  Адаменко пытается познакомить  Берга  со

своими друзьями и их творчеством.  Саша Гейнц и Сережа Данилов

начинают с песни "Голубой ледопад".  Не проходит и минуты, как

дуэт пополняется третьим "голосом" - храпом Берга.

     - Вот это да!  - восхищается Адаменко. - Впервые вижу че-

ловека, который "вырубил" Берга с одной песни!

     Комментарий Берга:

     - При сем присутствовал.  Как проснулся - помню. Как зас-

нул и потом спал - нет. Храпа не слышал, это однозначно!

     Если изоляция не информационная, жить можно!

     Известный  на  Кавказе  автор  песен  Валерий Митрофаненко

рассказывал о том, как после возвращения со второго всесоюзного

фестиваля  авторской  песни  в  Таллине  осенью  1988 года он с

удвоенной энергией  включился  в  деятельность  ставропольского

Народного фронта, за что и оказался брошенным на десять суток в

местные застенки. И вот он "отбывает", а там,  на  воле,  кипит

жизнь  и  пресса  печатает  статьи о прошедшем фестивале, что к

зэкам, понятно, никакого отношения иметь не может.

     И вот однажды в камеру вошел мент и спрашивает:

     - Кто тут Митрофаненко?

     - Я, - отвечает Валера.

     - Вам велено передать, что Ваша песня опубликована в жур-

нале "Музыкальная жизнь", - строгим голосом сказал надзиратель

и вышел.

     Не влезай: убьет!

     Кто-то,  кажется,  москвич Станислав Колеников, рассказал,

как один из его знакомых с некоторых пор (и довольно долго,  не

меньше   года)   старался   не  пользоваться  троллейбусом  как

средством передвижения, а все из-за строчки в песне Ланцберга:

             "Мокро. Бьет от троллейбусов током."

      * ТРУДОВЫЕ БУДНИ *

     Страсти по Харе.

     Рассказывает Берг.

     - Март 1974 года, первый тираспольский фестиваль. Все еще

в шоке от чилийских событий.  Только ленивый не написал своего

посвящения Виктору Хара, который, кстати, оставил тяжелое нас-

ледство в виде проблемы - как писать его фамилию  в  дательном

падеже, если в русском языке мужские фамилии склоняются, а по-

лучается не вполне благозвучно.

     И вот  на сцену выходит куйбышевский автор Станислав Мар-

кевич и громким голосом объявляет:

     - Виктору Харе! - и поет свою песню.

     И песня какая-то странная:  вроде бы с Харой дело было на

стадионе, а тут подвалы какие-то,  казематы, решетки, и песня,

словно птица, вырвавшись на свободу, шурует вокруг земного ша-

ра, и т.д. И вдвойне странно то, что песню эту вроде бы слышал

рассказчик где-то, причем задолго _до_ чилийских событий...

     Ну конечно!  Декабрь 1972 года, первый кишиневский фести-

валь. На сцену выходит Слава Маркевич и  громовым  басом  про-

возглашает:

     - Микису Теодоракису!..

     Биологический барьер.

     Рассказывает Наталья Дудкина.

     - На одном из концертов В.Долиной  некий  зритель,  плохо

переносивший звучание расстроенного инструмента, не выдержал и

подал реплику:

     - Вероника, настройте гитару!

     На что Долина, человек искренний, ответила:

     - Не могу: не моя.

     Концерт Высоцкого в МГУ.

     В 1967  году на биофаке МГУ должен был выступать Владимир

Высоцкий. Естественно,  желающих попасть на этот концерт  было

гораздо больше, чем мест в самой большой аудитории факультета,

да и не все желающие были в достаточно  хороших  отношениях  с

комитетом комсомола,  через  который распространялись билеты -

примитивные самоделки, размноженные фотоспособом. Три предпри-

имчивых студента (со слов одного из которых - Михаила Ившина -

и записана эта история) решили помочь народному горю. попросив

на время единственный экземпляр заветной бумажки,  они в крат-

чайшие сроки изготовили копий с него вдвое больше,  чем было в

природе настоящих билетов.  Своих клиентов они, правда, честно

предупреждали, чтобы те приходили заранее,  так  как  возможны

проблемы с  местами.  Так что когда к аудитории стали подтяги-

ваться обладатели натуральных билетов,  та была уже не  просто

полна, а прямо-таки забита.

     К моменту появления на сцене Владимира  Семеновича  конф-

ликт все еще не был разрешен: слушатели толпились в проходах и

на галереях и уже довольно плотно сидели на ступеньках  (ауди-

тория представляет  собой  довольно  крутой амфитеатр),  а под

всеми дверьми возбужденно гудели те, кому не досталось никаких

билетов. И тут случилось непредвиденное.

     В самой верхней части аудитории есть  двери,  соединяющие

ее с коридором третьего этажа - массивные,  дубовые, в полтора

человеческих роста.  Большую часть года они заперты,  по особо

торжественным случаям открываются - наружу. А тут они - в пер-

вый и пока последний раз за всю свою жизнь - открылись внутрь.

И прямо  по  сидящим  на ступеньках покатилась волна пьяных от

своей удачи безбилетников...

     Положение спас  Высоцкий  -  он ударил по струнам и запел

что-то энергичное, кажется, "Порвали парус". Все замерли в тех

позах, в которых их застигли первые звуки.  Потом, когда песня

кончилась, все осели,  где стояли. Места всем хватило и вообще

больше никаких эксцессов на концерте не было.

     Но память о народном подвиге осталась жить - девятью  го-

дами  позже выступавший в той же аудитории Сергей Никитин свои

пародии на Высоцкого предварил такими словами:  "Говорят, нес-

колько лет назад,  когда тут Высоцкий выступал,  здесь черт-те

что творилось. Двери сломали..."

     За вредность?

     Не так уж много на свете авторов,  чье творчество призна-

ется всеми безоговорочно и воспринимается однозначно.  Может и

нет таких вовсе.  И очень много споров было в  начале  80-х  о

песнях и личности Александра Суханова.

     Берг рассказывает,  как он лично изо всех сил пытался  за

майку  удержать президента одного из сибирских КСП Леночку Ч.,

которая (дело было на "Чимгане-80")  рвалась  к  сцене,  чтобы

предложить любимцу публики двойную ставку,  если он согласится

приехать к ней в г.H-ск с тем, "чтобы в одном отделении только

сыграть, а в другом - только сплясать".

     Общее место.

     Рассказывает Наталья  Дудкина.

     - На каком-то из конкурсов Борис Вахнюк прослушивает  мо-

лодых авторов.  К нему подходит молодой автор Сережа Шмитько и

поет свою песню, после чего Вахнюк говорит:

     - Вы знаете, Сергей, это вообще-то неплохая песня, но ме-

ня всегда наводят на странные мысли фразы - такие, как, напри-

мер,  у Клячкина:  "Не гляди назад,  не гляди", или как у Вас:

"Хоть клей назад листки календаря" (на слове "назад" он плюнул

на воображаемую бумажку и показал, на какое место клеить).

     Вообще с фразировкой и дикцией порой приходится быть осо-

бенно аккуратным.

     Станислав Соловкин (Москва) напомнил, как на слете "Кост-

ры" под Краснодаром в 1992 году на творческой мастерской Ланц-

берга некий молодой человек спел фразу "...и бокал наш не  вы-

пит до дна...", по поводу чего получил от маэстро совет - пос-

ле союза "и" делать цезуру,  чтобы оно не сливалось в "ибо" со

всеми вытекающими...

     Священная корова.

     Рассказывает Евгений Фузанов (Кишинев).

     - На  одном  из кишиневских фестивалей конца 70-х выходит

на сцену киевская группа "Шляпы",  в которой  тогда  пел  ныне

знаменитый Александр Цекало, и объявляет название песни:

     - "У Пера когда-то корова  была"!

     Через какое-то  время место у микрофона занимает московс-

кий ансамбль "Берендеи" и радостно извещает публику:

     - "У Пера когда-то корова была"!

     Немного погодя появляется киевлянин Илья Винник:

     - Обязательная программа: "У Пера когда-то корова была"!

     Прочел этот текст сам Винник и счел нужным прокомментиро-

вать:

     - Во-первых, дело было в 80-м году, это точно. Во-вторых,

фамилия Фузанова - Пузанов (Здесь Илюша, боюсь, погорячился: я

у Фузанова  раза  три  переспрашивал  первую  букву  -  В.Л.).

В-третьих,  сначала эту песню спел дуэт девочек из Тирасполя -

Соболева и Демина; "Шляп" там не было.  Затем - "Берендеи".  Я

всего  этого не слышал  и, как дело дошло до меня,  сначала не

понял,  почему зал валяется от хохота. Потом "врубился" и ска-

зал:

     - Простите, я думал, это обязательная программа...

     Каждому - свое.

     Москва, 1980 год,  первый большой фестиваль в зале.  Нес-

колько дней, куча концертов, участвуют все почти корифеи!

     На сцене - лес микрофонов,  как это бывает только в Моск-

ве,  где  магнитофонщики  не  страдают никакими комплексами не

только перед провинциалами,  но и перед администрациями  своих

ДК.  На стойках, на удочках... На своих или прикрученные к чу-

жим изолентой всех цветов радуги...  Японские, западногерманс-

кие,  австрийские... И даже наши "мыльницы" МД-47... Не говоря

уже о болгарских или венгерских,  среди которых пара  работает

на аппаратуру, озвучивающую зал.

     И каждый выступающий первые минут пять вынужден занимать-

ся  тестированием  на предмет - в какой экземпляр надлежит ду-

деть, чтобы публика была довольна.

     Вот выходит Александр Городницкий, долго определяет глав-

ный голосовой микрофон,  вроде бы находит,  спрашивает: "Меня

слышно?" - ему говорят: "Слышно, слышно", - поет, уходит.

     Сколько-то времени  спустя появляется Александр Дольский,

несколько минут мостится к гитарным микрофонам (они  пониже  и

чуть справа), спрашивает: "Гитару слышно?" - получает утверди-

тельный ответ, поет, уходит.

     А вот и Евгений Клячкин.  Долго не может найти себе места

- то чуть правее встанет,  то чуть левее... Наконец, спрашива-

ет: "Меня видно?"

     Гитары и танки.

     Рассказывает Борис Жуков.

     - Весна 1987 года. "Разгул махровой демократии". Московс-

кие горслеты возобновлены, и руководство городского клуба под-

бирает место для очередного,  XXYII-го по нумерации. Президент

Игорь Каримов предлагает несколько вариантов места, но все они

один за другим отклоняются представителем студенческого движе-

ния  охраны природы Татьяной Виноградовой.  Дело в том,  что у

Каримова оказался исключительно тонкий вкус:  все предложенные

им места либо уже были заказниками, либо должны были ими стать

в скором будущем.  (Кстати,  о том, что место следующего, XXY-

III-го  слета - тоже объект охраны,  экологи узнали лишь придя

на слет.)

     Уязвленный патриарх заявляет,  во  всеуслышание,  что  он

найдет  прекрасное место,  которое уж точно никаким памятником

природы не является. А через некоторое время кустовых команди-

ров на очередном собрании горклуба просят оповестить свои кус-

ты:  на слет можно будет попасть только с официальным автобус-

ным заездом, имея при себе документы, удостоверяющие личность,

так как слет будет на танковом полигоне гвардейской  Таманской

дивизии...

     Идея наделала много шуму,  куст "Беляево" даже  отказался

вовсе участвовать в "слете под дулами орудий" (что вызвало бы-

ло некоторые затруднения, так как комендантом слета должен был

быть беляевец, лейтенант артиллерии Ринат Мухаметжанов). Одна-

ко большинство идею одобрило,  тем более,  что, помимо естест-

венного любопытства,  была еще и надежда, что хоть туда не до-

берутся виртуозные "хвосты".

     Увы! Как  только  колонна  "официального" заезда миновала

КПП дивизии,  ее автобусы стали обгонять сначала редких, а за-

тем все более многочисленных незваных участников, которые, су-

дя по всему начали выдвигаться на труднодоступные позиции  еще

с ночи. Воистину, для московского "хвоста" не было преград, во

всяком случае, на суше!

     А четыре  с лишним года спустя история получила неожидан-

ный эпилог. Ночь с 19 на 20 августа 1991 года. Под стенами Бе-

лого  дома  стоят перешедшие на сторону демократов "таманские"

танки майора Евдокимова,  а вокруг там и сям  горят  костры  и

звучат  песни.  Впечатление  такое,  что  здесь  собралась вся

КСПшная Москва - от председателя Всесоюзного  худсовета  А.Го-

родницкого до оппозиционной всему и вся группы "Февраль".

     - Слушай, тебе не кажется, что это просто слет КСП, толь-

ко с танками?

     - А ты XXYII-й помнишь?  Так вот, сегодня Таманская диви-

зия у нас с ответным визитом.

     На суше и на море.

     Нет преград московскому "хвосту", да и просто КСПшнику на

суше. Нет и на море.

     В книжке "Неформальная Россия" ("о неформальных политизи-

рованных движениях и группах в РСФСР; опыт справочника", Моск-

ва, "Молодая Гвардия", 1990 г.) была глава, посвященная движе-

нию КСП. Рассказывая о Московском клубе, автор писал: "Обраща-

ет внимание  куст "МИДиез" ("Маркиз и друзья и его знакомые"),

который проводит только песенные слеты определенного направле-

ния..."

     Что это было за направление, теперь уже установить нелег-

ко по причине, изложенной ниже; говорят, впрочем, что тематика

мероприятий была пронизана духом спиртных напитков.

     Но однажды  эти  слеты  резко прекратились,  а сам Маркиз

(Сергей Банников) исчез с КСПшного горизонта.

     Далее следует рассказ одного из знакомых знакомых Берга:

     - Брожу я по островку у восточного побережья Средиземного

моря.  Вдруг слышу - поют.  По-нашему и, что самое интересное,

"наши" песни. Подхожу, вижу - костер и ребята.

     - Вы что здесь делаете? - спрашиваю. - Проводим слет кус-

та "МИД". Оказывается, тот из них, кто "уехал" первым, повызы-

вал туда всех остальных, и теперь им там вместе таки-да непло-

хо!

     Вообще же оставшиеся "здесь" ревниво пытаются отслеживать

перипетии судеб тех,  кто оказался "там",  хотя это и нелегко:

мешает, в частности,  дороговизна переписки,  а уж о звонках и

говорить не приходится. Поэтому проверка подозрительной инфор-

мации несколько затруднена.

     Так, "здешние" знакомые Якова Когана, узнав, что "там" он

"работает на лесоповале", никак не могли взять в толк два обс-

тоятельства: как Яша со своей больной рукой управляется с бен-

зопилой "Дружба" или как она там у них называется, и где вооб-

ще в  Израиле лесоповал.  Оказалось,  "источник" всего-навсего

образно окрестил этим словом управление  по  озеленению,  куда

Когану удалось устроиться на какую-то бумажную работу.

     Александру Медведенко повезло больше - он работает на ра-

дио и делает передачи об авторской песне. Правда, псевдоним он

взял более благозвучный - Александр Дов  (что  значит  -  Мед-

ведь), за что друзья сразу обозвали его "довской мордой".

     Грязных пускать, чистых хватать!

     Рассказывает Берг.

     - Апрель 1991 года. Детский фестиваль КСП в Калуге. Орга-

низован агонизирующим комсомолом,  насколько можно бестолково.

Делегации присланы по разнарядке,  половина участников впервые

слышит об авторской песне. Но рассказ не об этом.

     Мероприятия проводятся в местном Белом доме,  в  выходные

дни,  так  что обычных обитателей в пиджачной униформе практи-

чески не видно.  Зато милиционеры охраны  получили  установку,

мол,  посетители здания в эти дни будут одеты несколько нетра-

диционно - в штормовки,  возможно даже, не первой свежести, но

их надо пускать.

     И вот вхожу я, председатель жюри, в цивильной, почти чис-

той куртке и почти глаженых брюках - и мне наперерез бросается

мент,  решительно произнося при этом даже без намека на вопро-

сительность интонации:

     - Вы к кому, товарищ!

     Технический прогресс.

     Рассказывает Борис Жуков.

     - 1984 год.  Московские городские слеты три года как зап-

рещены. В их отсутствие народ начинает живее ходить на  разные

межкустовые вылазки вроде организованного кустом "Сокол" слета

"Ретро".

     Многолюдное мероприятие требует  больших  организационных

усилий,  поэтому  "Сокол" призвал на помощь горклубовских "ор-

гов" и применил технические средства - рации "уоки-токи".

     И вот стоит посреди леса Игорь Каримов, судорожно сжимает

в руке это чудо техники и привычно-сорванным голосом орет - не

в микрофон, а куда-то за пределы видимости:

     - Да мать же твою так,  переключи на прием!!!

     Интересно, что предмет занятий Каримова  в  свободное  от

КСП время - системы дальней космической связи.

     В поисках выхода.

     Рассказывает Борис Жуков.

     - 1977 год, XX-й московский слет (с которого началась из-

вестность Долиной,  Лореса, Ткачева, Кутузова и некоторых дру-

гих авторов).

     Один из участников слета собрался идти к сцене записывать

концерт.  Но  поскольку  по доброй КСПшной традиции принял "на

дорожку" несколько больше,  чем следовало,  то до цели немного

не  дошел:  запутался в ограждении и проводах и рухнул прямо в

какую-то неприметную палатку,  стоящую в кустах у самой сцены.

Подняв глаза, он обнаружил, что палатка набита аппаратурой, и,

боясь что-нибудь нарушить, спросил:

     - М-мужики,  г-где здесь в-выход?

     Один из обитателей палатки глянул на него,  на его магни-

тофон,  после чего взял соединительный шнур от его магнитофона

и молча куда-то воткнул...

     Никогда в те годы мне не приходилось слышать столь чистой

записи лесного концерта!

     Перевес был бы обеспечен!

     Рассказывают, как  в жюри одного из Грушинских фестивалей

мнения некоторых его членов несколько разошлись.  Одну позицию

Занял Юрий Визбор и совершенно другую - Сергей Никитин и Вадим

Егоров.  К  Никитину вдобавок присоединилась его жена Татьяна,

которая также была членом жюри.  Мало того, на подмогу Егорову

пришла его жена, которая в списке судей вроде бы не состояла.

     Последнее обстоятельство окончательно вывело из себя Виз-

бора, который заявил со всей решительностью:

     - Слушайте,  мужики,  или  вы уберете своих жен,  или я в

следующий раз позову всех своих!

     Что-то слышится родное...

     Рассказывает Борис Жуков (Москва).

     - 1992 год. Москва вместе с прочими регионами готовится к

1-му Международному фестивалю авторской песни в Алма-Ате (так,

впрочем, и не состоявшемуся по сей день). Судейская бригада на

предварительном прослушивании выслушала очередного соискателя.

Александр  Васин  тихо насвистывает мелодию только что прозву-

чавшей песни, варьируя ее то так, то сяк. Заметивший это Дулов

обращается к нему:

     - Что, на что-нибудь похоже?

     - На все похоже...

     Отечественные записки.

     Наблюдения Берга.

     - Вот,  говорят, на наши концерты народу меньше стало хо-

дить. А просто раньше, кроме КСП, ничего не было, и ходили как

"наши",  так и кто попало. Чем и пытались заниматься от скуки.

Например, "прикалывались" при помощи записок.

     В Москве  было модно испрашивать исполнение "Вашей песни"

"Интеллигент, вставай на лыжи!" (варианты: "Сжимая топор в во-

лосатой руке..." и "На смерть кенгуру",  других,  кажется,  не

было). Некоторые авторы просто написали кое-что из этого, что-

бы шокировать прикольщика "обратно".

     В Днепропетровске начала 80-х в конце  первого  отделения

выступающий получал записку: "А теперь спойте что-нибудь хоро-

шее", - а в середине второго - еще более лаконичную: "А теперь

спойте что-нибудь".  Оратор понаивнее впадал в прострацию:  "А

что же я все это время делаю?" Более веселый и находчивый  ис-

пользовал обоюдную остроту ситуации: "Я-то пою уже полтора ча-

са,  а Вы чем тут занимаетесь?"- за  что  удостаивался  знаков

одобрения аудитории.

     А в декабре 1995 года в Зеленограде я получил такое  пос-

лание:

     - Спойте,  пожалуйста,  песню,  которую  я знаю.

     Удалось спеть!

     В самом  пишущем  городе  самой  читающей в мире страны -

Москве - записок могло быть больше сотни  за  концерт.  Авторы

некоторых просто мелким почерком перечисляли десятка три-четы-

ре позиций - что спеть.  Скромненько и со вкусом.  Однажды мне

пришлось самому себе написать записку, прочесть ее и исполнить

просьбу - только таким способом удалось легитимизировать  свое

желание.

     Примечание искусствоведа: удалось установить первоавтора,

по крайней мере, одной записки - по поводу песни "Сжимая топор

в волосатой руке".  Им оказался студент-математик из МГУ, член

московского куста "Новослободский" Андрей Пхайко. Было это го-

ду в 1977-м на концерте Владимира Туриянского,  который  впос-

ледствии и написал саму песню.

     Подольстил.

     В 1984 году Вадим Егоров сотворил песню "Баллада о певчей

стае", увенчанную строками, вобравшими в себя все содержание:

           "...летит наш певчий клин,  которому названья нету,

           и впереди вожак, которого зовут Булатом."

Это тот самый вожак,  перу  которого  принадлежат  слова:

           "Дураки обожают собираться в стаю,

           Впереди главный - во всей красе."

     Фильм с этой песенкой появился годом раньше.

     Суд скорый, да неправый.

     Рассказывает Берг.

     - В августе 1985 года занесло меня в Барзовку.  Всего  на

пару дней,  но, как вы увидите, и этого хватило. Было там мно-

жество прелюбопытнейшего народу; кое-кого теперь в наших краях

и не встретишь.  Например,  Маркиз из московского куста "МИД".

Был также и Дима Кимельфельд.

     И вот попросил нас с Димой "отец-учредитель" Барзовки Юра

Черноморченко  послушать  кое-кого  из молодых ребят и сказать

что-нибудь по поводу услышанного.

     Ребят оказалось чуть ли не двое.  Запомнились,  во всяком

случае,  "мальчик" из Керчи и "девочка" из Свердловска. "Маль-

чик" показался, быть может, чересчур традиционным, но свежим и

искренним,  и я его похвалил.  А "девочка" - весьма техничной,

но какой-то манерной,  что ли,  надуманной, даже, я бы сказал,

выморочной, и я как мог мягко отметил это обстоятельство.

     Вскоре выяснилось, что я сделал все с точностью до наобо-

рот: "мальчика" следовало поругать, поскольку он тут, в Керчи,

всех уже "достал" своими песнями,  а "девочку" - похвалить,  а

то она обиделась и долго плакала,  хотя Дима ее как раз похва-

лил.

     "Девочка" эта потом,  что называется,  уехала и пробовала

"там" петь, но все-таки вернулась.

     Кукушка хвалит петуха...

     Вадим Егоров на концерте отвечает на записку:  - "Как  Вы

относитесь к творчеству Александра Суханова?" - О,  это  целая

история.  В  начале  70-х я выступал в одном институте.  После

концерта ребята,  которые его организовали,  пригласили меня в

общежитие.  Ну,  мы  там хорошо посидели,  и они поставили мне

пленку Саши Суханова, который тогда только-только начинал при-

обретать  известность.  Я послушал несколько песен...ну,  так,

да, что-то... но, в общем, определенного мнения у меня не сло-

жилось. И тут из магнитофона прозвучало: "А сейчас я спою нес-

колько песен моего любимого автора Вадима Егорова..."

     С этой  минуты я очень хорошо отношусь к творчеству Алек-

сандра Суханова.

     Вторая категория.

     Рассказывает Берг.

     - В бытность мою конструктором довольно много приходилось

заниматься составлением документации на проектируемое оборудо-

вание - начиная с инструкций по эксплуатации и кончая правила-

ми упаковки, хранения и транспортировки. Помнится, среди поме-

щений, используемых для складирования наших изделий  значились

такие - второй категории - "крытые неотапливаемые".

     В таком алюминиевом гэдээровском складе,  приспособленном

под культурный центр, мне и довелось выступать на КамАЗе в де-

кабре 1975 года.  Впрочем, помещение было вполне отапливаемым,

довольно теплым,  так  что  я даже пиджачок скинул,  поскольку

раскочегарился в процессе пения.  Отчасти потому, что приходи-

лось перекрикивать какой-то шум, а техника усилительная была -

"Электрон-10" мощностью 10 ватт,  и это - на довольно  большой

зал. Ну,  я  пиджак-то  и  скинул в перерыве.  А организаторам

предложил выключить вентиляцию,  что так гудела: хоть и не хо-

лодно, но и не жарко. Что они и сделали.

     А во втором отделении концерта,  который задержался с на-

чалом из-за того,  что лектор перед нами долго отвечал на воп-

росы своей аудитории, так что закончили мы около полуночи, - я

заметил, что часть народа постепенно куда-то уходит. "Ну,- ду-

маю,- город живет по общагам,  поздних не пускают,  вот они  и

спешат вернуться". А тому, что оставшиеся как-то странно кута-

ются в шубы, и вовсе значения не придал.

     А надо  сказать,  что гостем я у камазовцев оказался пер-

вым, так что все подарки и сувениры,  заготовленные любителями

песни за долгий срок ожидания, достались мне.  И вот, принимая

их после концерта и раздавая автографы я совершенно задубел  -

так оказалось неожиданно свежо!

     - Так я вас приморил маленько?  - спросил  я  кого-то  из

клубных ребят.

     - Ну да, мы же в антракте калорифер-то вырубили!

     Прошла любовь...

     Рассказывает Татьяна Агапова, ветеран куста "Новослободс-

кий" (Москва).

     Горслет конца 70-х.  Третий день -  обложной  дождь.  Все

давно сидят по палаткам, проклиная каприз погоды и изощряясь в

замене в слове "дождь" и однокоренных буквы "д" на "в" во всех

песнях, что удается вспомнить. В некий момент из одной палатки

раздается особенно громкий и эмоциональный возглас:

     - И какой только идиот придумал песню "Я вас люблю, мои

дожди"!

     Окружающие с удивлением узнают голос Вадима Егорова.

     Скрытые глубины смысла

     Наблюдения Бориса Жукова.

     В первой половине 1996 года российская интеллигенция нап-

ряженно  ждала результата назначенных на 16 июня президентских

выборов, обсуждая, что с ней сделают вернувшиеся к власти ком-

мунисты.  В  это  время в КСПшных кругах стали очень популярны

две строчки из песни Ланцберга "Кошачий вальс":  "Пой до июня,

а  там  махнем  Вместе  на Соловки!"

     А вот  в  кругах  московской  "психоделической  культуры"

(попросту говоря, идейной наркоты) очень любили другую строчку

того  же автора:  "...Ты видишь,  КОЛЕСА совсем зарастают ТРА-

ВОЙ".

     Аналогичными наблюдениями могли бы  поделиться  многие  и

многие знатоки его текстов. Так, было замечено, что в одном из

детских приютов Одессы на стене туалета красовалась  следующая

цитата: "Извини,  старина,  захотелось  немного излиться..." И

это не единственное подобное место, где она была использована.

     Вообще данному автору "везет" на вариации прочтения его в

народе. Некто,  кажется магнитофонщик из Казани Валерий Муста-

фин, а может быть, Дмитрий Бикчентаев, рассказывал, что группа

товарищей,  к которой принадлежит и сам Некто, давно уже назы-

вает "Песенку о голове" не иначе как "Песенка человека, мающе-

гося животом и запертого в кабинке туалета  Казанского  вокза-

ла". Тут все пошло в ход - и замок,  и бумажная четвертушка, и

утробный вой... Ну, что ж, у кого что болит...

     Гуманизм одержал победу по очкам...

     Рассказывает Валерий Мустафин (Казань).

     Самое начало семидесятых.  Концерт ансамбля, костяком ко-

торого являются медики,  в том числе молодой хирург, впоследс-

твии - известный  исполнитель  Володя  Муравьев.  Руководитель

группы - детский врач Ильдус Гирфанов.

     Публика процентов на девяносто  случайная.  Бабульки  ка-

кие-то, и вообще непонятно кто.  А ребята одеты, по тем време-

нам,  вызывающе:  черные  свитера,  черные  очки...  Аудитория

встречает их неодобрительным гулом;  кто-то отпускает ядовитые

реплики на  нравственно-этические  темы...  По-хорошему,  надо

уходить, не начиная концерта.

     Тут Ильдус Гирфанов и говорит:

     - Вот  вы смеетесь,  а не знаете,  что мы почти ничего не

видим!

     Народ меняет тон восприятия на участливое  внимание.  Ан-

самбль поет. Успех полный!

     Кстати, случилось все это 1 апреля.

     Но оказывается, все было не совсем так. Во всяком случае,

очевидец финальной части этой эпопеи известный  автор  из  все

той же  Казани  Валерий Боков предлагает иную версию,  и более

убедительную, и более изящную,  так что старую  мы  сохраняем,

во-первых, из  уважения  к  Валере  Мустафину и его стремлению

обогатить нашу сокровищницу, а во-вторых, из интереса к самому

процессу рождения легенды (разумеется, на могиле истины).

     Дело же было так.  В 1968 году, когда Боков уже вовсю за-

нимался туризмом и сочинял песни по данному профилю, известный

в Казани квартет студентов-медиков в составе Ильдуса Гирфанова

(руководитель), Володи Муравьева, Валеры Пастухова и еще одно-

го их товарища подвизался на ниве почти чисто  эстрадной,  ну,

может,  с легким комсомольско-студенческим уклоном. Что не по-

мешало ему неким загадочным образом оказаться  приглашенным  в

Смоленск на слет туристской песни.  Кстати,  слеты эти смоляне

проводили в конце года.

     И вот едут наши студенты в поезде и по мере приближения к

финишу все более лихорадочно и безнадежно ищут хоть что-нибудь

мало-мальски подходящее в своем репертуаре.  Увы!.. И тут муки

творческого поиска  приводят  одного из них в вагонный туалет,

где он - о счастье!  - обнаруживает обложку журнала "Огонек" с

опубликованной на  третьей  ее  странице песней "Юность строит

города". Песня была признана приличествующей, получила "добро"

"реперткома" и моментально вошла в "обойму".

     И вот выходят ребята на сцену в своих черных очках и сви-

терах (имидж-то сменить не успели!), и хотя аудитория - не ба-

бульки, а турье,  но это оказалось даже хуже.  К песне публика

отнеслась не лучше, чем к декоративно-оптическим приборам, и в

зале поднялось нечто невообразимое.

     Тут Ильдус и сказал свою магическую фразу (она, кстати, в

боковской версии звучит несколько иначе):

     - Вы,  ребята,  видно в жизни не очень много понимаете, а

ведь почти все мы совершенно ничего не видим!

     Никогда туристов  нельзя  было упрекнуть в душевной черс-

твости. Обстановка переменилась моментально. Выступление прош-

ло "на ура", и казанские "сироты" огребли то, что сейчас бы мы

назвали призом зрительских симпатий...

     Новые грани таланта.

     Рассказывает Станислав Соловкин (Москва).

     ДК МАИ.  Концерт Галины Крыловой и Дмитрия Дихтера, о чем

извещает афиша в вестибюле.

     А наклеена она на какую-то другую афишу,  причем не очень

аккуратно, так  что  верхний  край  старой   (с одной строкой,

крупными буквами) виден из-под новой.  И всего-то два слова  в

этой строке:

                      "ЭРОТИЧЕСКОЕ ШОУ".

     О вреде постоянства.

     Валерий Мустафин  (Казань)  вспоминает  одну  из историй,

связанных со своим легендарным земляком Борисом Львовичем.  По

поводу Бориса всегда кипели споры о том, чего у него нет - от-

чества или фамилии.  В семидесятые годы многих шокировало  то,

что этот  молодой и не очень еще известный человек требует та-

кого почтения к своей персоне (что явствовало из того,  как он

представлялся при знакомстве).

     Так или иначе,  истина не установлена до сих пор. Но не о

том сейчас речь.

     Году примерно в 1976-м Борису вдруг захотелось стать гру-

шинским лауреатом, да поздновато: билетов на поезд из Казани в

Куйбышев на нужное число не было,  и на фестиваль он несколько

припоздал -  отборочное прослушивание соискателей уже закончи-

лось. На сцену он хоть и вышел,  но по личной протекции Сергея

Никитина.

     Надо сказать,  он блестяще исполнил "Капли датского коро-

ля" Окуджавы,  но во время обсуждения в жюри против его лауре-

атства вдруг выступил председатель оргкомитета Борис Кейльман,

причем уперся глухо:

     - Львович не прошел прослушивание!

     Через год  Борис  приехал на неделю раньше.  Отбор прошел

без проблем:  "Капли датского короля" блистали не менее  ярко.

На "гитаре" (как известно, такую форму имеет сцена Грушинского

фестиваля) - абсолютный успех.

     В жюри снова упирается Кейльман:

     - Репертуар не обновляется!

     Кто есть кто?

     Рассказывает Борис Жуков (Москва), но не тот, а другой.

     Общий концерт на каком-то шумном мероприятии. Ждут Викто-

ра Берковского. Он задерживается, но в конце концов появляется

на сцене - аккуратно в момент,  когда стоящая на ней и  поющая

"Alma mater" группа восклицает:

     - Здравствуй, здравствуй, пес облезлый!..

     "Три медведя", новое прочтение.

     Рассказывает Любовь Захарченко.

     Какой-то фестиваль. Действие происходит за кулисами. Юрию

Кукину надо куда-то отойти и он ставит свою гитару к стенке.

     Тем временем очередному выступающему не на чем играть; он

берет кукинскую гитару и, обнаружив, что она изрядно расстрое-

на, тщательно исправляет эту  оплошность.  Поет  и  возвращает

инструмент на место.

     Тут появляется законный владелец и, готовясь выйти к мик-

рофону, проводит рукой по струнам...

     Смысл сказанного им можно перевести примерно так:

     - Какой  благодетель  настроил мою гитару !?!?  Гитара  у

барда должна быть немного расстроена!!!!!

     Как это делалось в те времена.

     Рассказывает Игорь Безносов (Судак).

     Вносим уточнение:  Судак - это город в Крыму, на Украине,

а не то, что вы подумали, начитавшись стихов Нины Искренко.

     Безносов - просто Игорь,  а  лучше  Бек,  так  зовут  его

друзья. Так будем звать и мы,  тем более, что в истории, расс-

казанной им,  фигурирует некий Гоша,  тоже,  вероятнее  всего,

Игорь.

     Итак, в конце 80-х Бек и Гоша побывали в Ялте на 1-м  фе-

стивале авторской песни памяти Артура Григоряна. В январе дело

было. Фестиваль был организован,  по словам Бека, не бог весть

как; просчеты  организаторов  обернулись  кучей  неудобств для

гостей и участников, и Бек с Гошей, отрефлексировав это мероп-

риятие в  одном из пивбаров Судака и залив баки пивом по самые

пробки, решили: "А чем мы хуже? Наоборот, лучше, так как проа-

нализировали чужие  ошибки и сами-то уж ни за что их не повто-

рим!"

     Сказав себе таковы слова, друзья из пивбара прямиком нап-

равились в райком комсомола.

     А там был новый первый секретарь, которому уже вовсю пора

было проявить себя в этом качестве,  а повод все не подворачи-

вался. И вот подвернулся, попахивая ячменем и солодом. Тем бо-

лее, что друзья догадались предложить посвятить эту  патриоти-

ческую акцию освобождению города от немецко-фашистских захват-

чиков и провести в районе 14 апреля - дня для местных  граждан

знаменательного.

     Первый с полчаса собирал свиту по селектору и как придет-

ся; кого-то даже из дому выдернул. Сидя все это время в прием-

ной и начиная трезветь, Гоша произнес:

     - Ну, пошутили и будет. Тем более, пора пивка добавить.

     Бек и сам начал было склоняться к подобному  решению,  но

тут дверь  кабинета  отворилась и Первый пригласил инициаторов

войти. Продолжая втягивать ноздрями воздух,  он несколько неу-

веренно сказал:

     - Я знаю, в туристской среде "это" не очень принято?

     - Не, не, что вы! - заверили его друзья.

     - Ну, хорошо. Что для этого надо?

     Было перечислено  все,  что надо,  и даже несколько более

того. Учитывая,  что ожидается приезд большого количества  из-

вестных бардов  (секретарь кивал,  пытаясь одновременно запом-

нить множество новых для себя фамилий, порой весьма экзотичес-

ких), комсомол Васю...  пардон, Судака мобилизовал два "Икару-

са", концертный зал,  загородную базу, гостиницу, ресурсы Гор-

торга, лучшую в городе акустическую аппаратуру...

     Было адаптировано к местным условиям и разослано  Положе-

ние о ялтинском фестивале...

     И хотя ни Капабланка,  простите, ни Окуджава, ни кто дру-

гой из больших знаменитостей не приехал, фестиваль состоялся.

     Сначала был дневной концерт в прекрасном  зале  гостиницы

"Горизонт". Потом,  заполнив  половину "Икаруса" (второй приш-

лось отпустить  за  ненадобностью),  соучастники  двинулись  в

турприют "Карагач".

     Секретарь приехал на черной "Волге".  Народ оробел,  зас-

теснялся, гости стали спрашивать, "что намечается".

     - Все нормально,  - отвечал Бек. - Я собрал всех "своих";

мы посидим, хорошо выпьем, но чуть попозже.

     Он попросил  всех успокоиться и не переживать,  пообещав,

что после полуночи,  до которой комсомол не дотянет,  начнется

то, ради чего все и собрались.

     Начали с военных песен.  Кого-то потянуло на "Интернацио-

нал". Секретарь  напрасно  ждал хоть чего-нибудь из туристской

тематики - патриотизм бил ключом. Не выдержал он в 22.00.

     - Ну, все, можно начинать! - сказал Бек.

     "Икарус" ждал  всю  ночь  и  утром  повез в город человек

пять. Остальные куда-то подевались.

     Падение титана.

     Второй фестиваль в Судаке, как рассказывает Бек, состоял-

ся год спустя, тоже в апреле.

     Антураж был - романтичнее некуда:  двор старой генуэзской

крепости. Площадка около мечети. Вид на море! Акустика!

     Перед концертом  известный  бард  Геннадий  Жуков зашел в

бар; моряки, промышлявшие там свой кайф, попросили его спеть и

от щедрот своих хорошо угостили.

     К назначенному часу Гена на сцену не успел.  Он появился,

когда прочие  участники, вынужденные тянуть время, пели уже по

второму заходу. Тут Гена и вышел. Попытался что-то изобразить,

но неудачно. Широким жестом швырнул гитару через плечо и пошел

через  "зал",  вдоль  крепостной  стены, на выход из цитадели.

Шел, шел и вдруг исчез. Все только ахнули.

     А там был пролом в стене,  различимый лишь тверезым  гла-

зом. Но,  видимо, то, что Гену чуть не сгубило, его же и спас-

ло: он даже убиться был не в состоянии. Случившийся поблизости

милиционер только и спросил:

     - У вас что, все такие?

     Но утром  на следующий день - то ли совесть тому причина,

то ли ведро пива,  принесенное Беком из злополучного  бара,  -

Гена отработал вчерашнее, дав великолепный концерт.

     Ямщик, не гони лошадей!

     Рассказывает Николай Гусев (Москва).

     Май 1995 года. Концерт Анатолия Киреева в Доме композито-

ров. Из зала приходит записка, которую Анатолий читает вслух:

     - Играйте,  пожалуйста, помедленнее: я не успеваю записы-

вать аккорды.

     Позднее Стас Колеников (Москва) сознался в том, что авто-

ром этой записки был он.

     В нужное время, в нужном месте.

     Рассказывает Леонид Сергеев.

     В этот раз ему относительно повезло.

     Это было  в конце 80-х на алюминиевом комбинате в г.Крас-

нотурьинске Свердловской области.

     Лист ватмана красными буквами сообщал о том,  что "сегод-

ня, 27 числа, в красном уголке состоится концерт гитариста Ле-

онида Сергеева".

     Когда же лист сняли и перевернули,  обнаружилась  надпись

черными буквами о том, что "похороны шофера такого-то состоят-

ся 26 числа..."

     Пронесло!

     На концерте в одном из кисловодских санаториев он оказал-

ся в более сложной ситуации.

     Был "мертвый сезон",  и аудиторию составляли, в основном,

старички и старушки.

     Минут через  двадцать после начала Леня получает записку:

"Молодой человек, когда же придут артисты и начнется концерт?"

     Не менее захватывающий сюжет развертывался 7  марта  1996

года в Димитровграде Ульяновской области в НИИ атомных реакто-

ров. Приглашение поступило двумя днями ранее и носило  "пожар-

ный" характер, почему - станет видно во вторых строках.

     Встречают Леонида хозяева мероприятия в ульяновском аэро-

порту и везут к месту происшествия. При этом время от времени,

взглядывая на него, как-то странно посмеиваются:

     - Гы-гы! Гы-гы!

     Долго так продолжаться не могло;  Леня  все  же  попросил

объяснить, в чем дело.  И узнал, что вообще-то был заказан ан-

самбль цыган из Санкт-Петербурга,  но что-то случилось то ли с

Петербургом, то ли с цыганами,  и они не смогли приехать.  Тут

Сергеева и мобилизовали.

     Перед самым выходом на сцену, когда публика уже заполнила

зал, он получил дополнительную информацию:

     На этом рассказ можно было бы закончить,  и он был бы по-

хож на хороший фольклорный анекдот. Но поскольку среди читате-

лей наверняка найдется немало тех,  кто ценит  юмор  Сергеева,

они наверняка  захотели бы узнать,  что было дальше.  А дальше

Леня вышел на сцену и сказал:

     - То, что я цыган, я узнал сегодня. А так как по гороско-

пу я "овен",  то вместо цыганского барона вам будет  петь  цы-

ганский баран...

     Идея была одобрена аудиторией и катастрофа не состоялась.

     Возмездие.

     Правильно французы говорят:  "Предают свои".  А если и не

предают, то пакостят, как могут. Особенно этим всегда отличал-

ся ленинградский исполнитель Алексей Брунов.

     Вот что рассказал Валерий Боков.

     Приезжают они с Володей Муравьевым  куда-то  давать  кон-

церт. Времена для песни не самые благоприятные; концерт домаш-

ний. А войти в квартиру оказывается не очень просто,  особенно

с гитарой за плечом, так как дверь лишь слегка приоткрывается,

и приходится проникать через неширокую щель.  А мешает ей отк-

рываться нормально... ящик водки.

     Второе, что замечают  друзья,  это  какие-то  странные  и

очень уж активные манипуляции принимающей стороны с различными

стеклянными предметами (стаканами,  бутылками),  причем в  ка-

честве наполнителя фигурирует все то же детище великого химика

Д.И.Менделеева.

     Друзья на  всякий  случай задают вопрос,  не будет ли это

мешать реализации намерений,  связанных с песнями,  и получают

ошеломляющий ответ: оказывается, побывавший здесь недавно Бру-

нов, который,  собственно, и порекомендовал пригласить Муравь-

ева и Бокова,  счел своим долгом "честно" предупредить органи-

заторов,  что поют ребята,  конечно, очень здорово, но меньше,

чем ящиком водки, при этом не обойтись: алкаши, мол, они тоже,

каких не сыщешь...

     Так что "по жизни" Брунов  заслужил  большой  всенародной

"благодарности".

     О том,  в какой форме она однажды проявилась,  рассказали

независимо друг от друга сразу несколько человек.  Один из них

- Виктор Аникеев.

     Произошло это в Ленинграде,  а Виктор тогда как раз и был

ленинградцем, так что видел все своими глазами.

     "Был" в смысле "находился" - потому что учился в политех-

ническом институте и даже организовал при нем КСП "Топос" (ес-

ли прочесть с конца на начало - получится имя польского города

и проводимого в нем фестиваля эстрадной песни). Так в названии

клуба оказался заложен протест против того, что раньше презри-

тельно  звали  "эстрадой",  а сейчас гораздо спокойнее - "поп-

сой".  "Был" же в смысле "сплыл" - потому,  что не сошелся  во

взглядах  на песню с известной "конторой" и вынужден был поки-

нуть не только стены альма матер,  но и Питера в целом, благо-

даря  чему  сначала  основал КСП в Орше,  а затем перебрался в

Красноярск, где и по сей день споспешествует местному клубу.

     А тогда он сидел на концерте Брунова, а тот пел, время от

времени получая записки из зала и по привычке тут же их читая.

Впрочем, оглашая очередной текст,  он осекся на середине и по-

чему-то засуетился, а потом, пробормотав нечто нечленораздель-

ное,  и  вовсе убежал за кулисы,  откуда вернулся минуты через

три злой,  как черт. Слова же, возымевшие столь сокрушительное

действие, были примерно таковы:

     - Поете Вы, Леша, конечно, хорошо, но ширинку тоже засте-

гивать надо!

     К тому  времени Брунов нагулял кое-какое брюшко,  так что

даже без висящей на нем гитары обозреть место, по которому на-

нес удар  народный мститель,  было проблематично.  Пришлось на

время "встать в док"...

     "Будем брать!"

     Надо полагать, самого Аникеева еще ждет впереди нечто по-

добное, так как и он не дурак был подшутить, и юмор его сопря-

жен бывал с чувствами достаточно сильными, причем испытывал их

он, разумеется, не сам...

     Был как-то  в Орше с концертом Григорий Гладков,  певший

тогда немало песен на стихи Кушнера.  А вскоре  Гриша  сообщил

Виктору, что  они  с  Кушнером  будут в Орше проездом в Минск.

Станция в Орше какая-то очень уж узловая; поезд стоит полчаса,

одно плохо - в два часа ночи...

     А в то время в продажу поступил  сборник  стихов  Кушнера

"Канва" и тут же был скуплен на корню местными КСПшниками.

     И вот приходит поезд,  и в вагон, проводница которого за-

ранее предупреждена Гладковым,  входят одетые в строгую штатс-

кую одежду Аникеев,  еще один молодой человек и одна  девушка.

Из купе высовывается голова Григория и,  убедившись, что все в

порядке, тут же прячется назад.

     Друзья заходят в купе и начинают тормошить поэта:

     - Вы - Кушнер?

     Тот что-то бурчит во сне, а соседи делают стойку на своих

полочках в ожидании скандала.

     - Александр Семенович? - продолжает Аникеев. - Предъявите

документы!

     Соседи ныряют  под одеяла и спят с удвоенным энтузиазмом,

а Кушнер,  наконец,  понимает,  что это не сон, подскакивает и

начинает лихорадочно искать паспорт по всем карманам.

     Удостоверившись, что это действительно он, друзья раскры-

вают свой  чемодан с несколькими десятками экземпляров "Канвы"

и предлагают ему оставить образцы подписи. И вообще - почерка.

В виде автографов.  Тут же с верхней полки скатывается Гладков

и начинает энергично извиняться перед своим соавтором за  нес-

колько экстравагантную форму поклонничества.

     Убедившись, что ему больше ничего не грозит, Кушнер вели-

кодушно прощает мистификаторов и пишет на книжках все, что они

просят...

     Если верить Виктору Аникееву,  у него и по сей день отно-

шения с Кушнером самые теплые. А с чего бы ему не верить?

     Продовольственная программа концерта.

     Аникееву поверить,  в принципе,  несложно. Труднее сейчас

поверить, какие сами по себе времена были всего-то  лет  10-20

назад.

     Году в 76-77-м ленинградцы Юра Рыков (уже вполне  извест-

ный исполнитель)  и Миша Трегер (еще только обретающий извест-

ность автор) собрались с концертом в Горький.  А вся еда тогда

продавалась в Москве,  ну, еще понемногу в Ленинграде и в Кие-

ве. И горьковчане, разумеется, попросили ленинградцев привезти

всякого мясного - чем больше, тем лучше.

     И вот они прилетают в Горький,  спускаются по трапу само-

лета и видят, как к ним устремляются двое а штатском:

     - Вы из Ленинграда?

     - Да...

     - А в сумочках у вас что? М-да... Пройдемте с нами!

     И их  сажают  в машину,  за рулем которой сидит уже "нор-

мальный" мент - в кителе и фуражке.

     Везут их,  везут  -  и высаживают у входа в ДК УВД,  где,

оказывается, и состоится концерт!

     Откуда берутся дети?

     Году в 90-м дело было,  как утверждает Геннадий Васильев,

автор и клубный организатор из Красноярска.

     Серия мероприятий,  входивших в программу местного фести-

валя, должна  была начаться концертом Бориса Вахнюка и Леонида

Сергеева. Но если Борис, хоть и без голоса, но приехал, то Ле-

онида ни  на  этом,  ни  на каком другом самолете не оказалось

вовсе. А билеты почти все  проданы.  А  часть  публики  пришла

конкретно на Сергеева. И объяснять его отсутствие, скажем так,

милой забывчивостью было как-то неудобно. И жена Васильева Ма-

рина Тарасова,  продавая  остаток  билетов,  была вынуждена не

только предупреждать зрителей об изменениях в программе,  но и

разрабатывать версии  отсутствия долгожданного кумира,  причем

такие, которые могли бы быть восприняты в качестве причин  бе-

зусловно уважительных.  Короче,  одному  особенно настойчивому

поклоннику творчества Леонида она сказала,  что у него родился

сын.

     - Когда?

     - В понедельник!

     Поскольку дело происходило в среду,  объяснение было при-

нято: действительно,  какой  же  отец не заберет наследника из

роддома!

     Примерно год  спустя  на Грушинском встречает Гена Леню и

спрашивает:

     - Вахнюк  не рассказывал,  как мы тебе в Красноярске сына

родили?

     Надо было видеть выражение сергеевского лица...

     Минуты через две он произнес:

     - Та-ак... Пойдем сядем...

     Профессионализм.

     Валерий Мустафин (Казань) рассказывает,  как при пересве-

дении магнитоальбома  Эльмиры  Галеевой,  автора из Набережных

Челнов, понадобилось добавить что-то гитарное, для чего в сту-

дию пришел Виталий Харисов. На всякий случай для того же явил-

ся и Александр Лаврентьев - совсем  уже  "крутой",  профессио-

нальный гитарист,  так что Виталий остался без "хлеба". Не же-

лая сдаваться, он взял в руки маракас, чем заполнил обнаружив-

шуюся нишу.

     На втором часу записи Харисов вдруг издал возглас:

     - Блин, а что ж это я в гармонии-то смотрю?

     "Наша служба и опасна, и трудна..."

     Рассказывает Юрий Кукин,  как его чуть не постигла участь

Троцкого.

     Было это в Куйбышеве в середине 60-х. Видимо, это был ве-

чер туристской  песни,  так как выступали и местные ребята ха-

рактерного вида.

     Кукин хотел-было начать,  как водится, с "За туманом", но

обратил внимание на то,  что вся сцена засыпана желтыми листь-

ями (а  был  октябрь),  и  к  заднику булавками были приколоты

листья, а сбоку двое молодых людей лишние листья запихивают  в

рюкзак, - и Кукин изменил решение в пользу "Потянуло,  потяну-

ло..."

     И вдруг  на  него  еще и сверху начинают сыпаться листья.

Видимо,  как он выразился,  местному Станиславскому показалось

мало простого пейзажа и он решил задействовать атмосферные яв-

ления. Причем сыпались листья прямо на певца. Он поет грустную

песню, а в зале ржачка:  листья падают и ведут себя непредска-

зуемо. То на голову ляжет лист,  то  глаз  закроет,  то  между

струн застрянет и начнет глушить звук...

     В какой-то момент запас природного материала иссяк - лис-

топад кончился.  Но не приключения.  На словах "...и как будто

от убийцы от себя себя спасать..." сверху  полетел  ледоруб  и

треснул великого барда по плечу.  Это там, наверху, ребята ре-

шили вытряхнуть остатки,  а на дне рюкзака лежал этот предмет,

которым, как мы знаем, можно даже творить историю.

     Вот и получилась такая история.

     Кино как игра с неизвестным.

     "Игра с   неизвестным"  -  так  назывался  художественный

фильм, снятый на студии им.Довженко (Киев), где Юрий Кукин иг-

рал сам себя. А в главной роли был Олег Митяев.

     И такой там был эпизод:  Олег бредет по развалинам замка,

спускается в подвал, там паутина, крысы... Видит металлическую

дверь. Отгребает мусор и со скрипом ее открывает.  Заглядывает

внутрь и с ужасом отшатывается: изо всех углов этого помещения

на него несутся грязные небритые люди - группа "ДДТ" Юрия Шев-

чука - с криками и песней о предчувствии гражданской войны.

     Это не понравилось худсовету.  Он велел вытащить  рокеров

из подвала,  причесать, постричь, побрить, одеть поприличней и

с хорошей песней вставить в другое место.  А режиссеру все это

уже надоело, и он приказал монтажеру просто вырезать этот эпи-

зод и склеить с тем, что там по фильму идет дальше. Что будет,

то будет, плевать.

     А монтажеру тем более плевать.

     Фильм приняли.

     И вот идет Митяев по подвалу, раздвигая паутину, открыва-

ет ржавую дверь и издает вопль ужаса.  А там (выхолит,  что за

дверью) сидит Кукин у себя дома на диване (в  кадре  -  диван,

стена и сам Кукин).  И теперь все думают,  что Юрий Алексеевич

бомж и живет в подвале.

      * МЕЛОЧИ ЖИЗНИ *

     Я тебе упаду!

     Григорий Дикштейн  рассказал,  какую телеграмму он послал

своему другу Евгению Клячкину на сорокалетие. Текст был доста-

точно лаконичен:

     "Поздравляю юбилеем и пусть бычок не падает"!

     О переселении душ.

     Вообще использование  телеграфного  языка,  игнорирующего

союзы, предлоги, знаки препинания и прочую пузатую мелочь, да-

ет порой удивительные результаты.

     Рассказывают, что где-то в провинции ждали приезда с кон-

цертами  сразу  нескольких  столичных авторов,  а кого точно -

предполагалось уточнить.  И  вот  один из них - вроде бы Алек-

сандр Перов - дает телеграмму о приезде: такого-то числа "буду

Лоресом"!

     Весь кайф в процессе!

     Рассказывает Николай  Адаменко  (Харьков).

     - Андрея Козловского спросили как-то раз,  мол,  чего  ты

все мотаешься то в Польшу,  то из Польши,  то в Польшу,  то из

Польши - уж выбрал бы что-нибудь одно!

     - Понимаешь,- ответил Андрей,- и там хреново,  и тут хре-

ново... Ездить интересно!

     Вот он какой!

     Диалог, подслушанный в Московском центре авторской песни:

     - Не знаешь,  какой у Михалева домашний телефон?

     - Кажется, белый.

     Две бутылки все же лучше, чем одна!

     Рассказывает Юрий Рыков (Ленинград - Лисичанск - Москва).

     - Декабрь 1978 года. В Чебоксарах тогда впервые проводил-

ся ставший затем популярным  фестиваль-"вертушка",  когда  га-

ла-концерты шли одновременно в трех залах,  а в перерывах бри-

гады на "рафиках" оперативно перебрасывались по кругу - и  так

три отделения.

     И вот летит в Чебоксары ленинградская делегация. В основ-

ном -  клуб  "Меридиан" (Алексей Брунов,  Вячеслав Вахратимов,

Виктор Федоров,  Михаил Трегер,  Юрий Рыков и  президент  Анна

Яшунская), а кроме того, Евгений Клячкин и Валентин Вихорев.

     Лайнер АН-24,  промежуточная посадка в г.Иваново, где от-

родясь публику на время стоянки не водили в аэропорт (да и был

ли он на самом деле!), а - мороз, барды начинают дубеть.

     И тут  спортивный  Валентин Иваныч Вихорев предложил пры-

гать в длину с места - кто дальше - для сугрева. Ну, все прыг-

нули,  а  Клячкин не прыгнул:  несолидно!  И все стали над ним

смеяться,  а он этого не любил. И чтобы переключить внимание с

себя на другую персону,  а заодно отомстить Вихореву,  он ска-

зал:

     - А не слабо тебе,  Валя,  почесать правой ногой за левым

ухом?

     Сам-то он понимал, что, скорее всего, не слабо, но предс-

тавил себе,  как Вихорев будет садиться в снег, тянуть эту но-

гу... Всем станет смешно, и он, Евгений Исакыч, будет отмщен.

     - А на что спорим? - осведомился не только спортивный, но

и, как оказалось, практичный Вихорев.

     - Ну, на бутылку коньяку.

     Спор был зафиксирован многочисленными свидетелями,  и Ви-

хорев...  Нет,  он не стал садиться в снег, а прямо как стоял,

так поднял ногу,  подхватил ее руками,  подтянул, почесал, где

надо, и поставил на место - все это, не покачнувшись.

     И разориться бы Клячкину на коньяке, да друг его оказался

еще и непьющим и согласился на две бутылки кефира.

     Комментарий Валентина Вихорева:

     - Не кефир, а трехлитровый баллон виноградного сока!

     Еще о стеклотаре.

     Клячкина вообще обижали все,  кому не лень. Особенным са-

дизмом, как это явствует из рассказа Валерия Бокова, отличался

Юрий Кукин.

     Когда однажды  на  время каких-то гала-мероприятий бардов

поселили в столичной гостинице "Украина",  Кукин  завалился  в

номер к  Клячкину и стал над ним издеваться в особо изощренной

форме. Выглядело это так:  Кукин ходил по комнате взад-вперед,

разглядывая разные  находящиеся  в  ней предметы.  При этом он

молчал.

     Клячкин тоже молчал,  продолжая бриться. По мере развития

событий движения его (а он водил электробритвой по лицу)  ста-

новились все более ожесточенными.  Наконец, Кукин зафиксировал

свое внимание на граненом стакане.  Более того,  он взял  этот

стакан в руки и принялся его всесторонне изучать.

     - Тебе чего? - как мог спокойно спросил Клячкин.

     - Да вот, у меня в номере точно такой же стакан...

     - И что!?

     - Пропал.

     - А этот причем!?!?

     - Да похож!

     - Ну, погоди!

     Где-то в провинции ждали приезда  Вадима  Егорова.  Желая

уточнить  какие-то  детали,  позвонили ему домой,  где застали

только его жену. В разговоре с ней выяснилось, что барду нужна

диета, что и было соблюдено.

     И вот он приехал,  его угощают, все хорошо, но чего-то не

хватает. Он и спрашивает:

     - А почему в еде чего-то не  хватает?

     Провинциалы, люди простые, возьми да и скажи, мол, Ваша

супруга...

     - Приеду домой - убью!

     Дядя Петя - гармонист.

     Рассказал, кажется, Сергей Григорьев (член группы "Ку-ку"

московского куста "SCO",  ныне Филя в телепередаче  "Спокойной

ночи, малыши!" и кто-то из НТВшных "кукол")...

     ... что когда Евгений Кустовский,  лидер "Ку-ку", а затем

создатель  ансамбля "Скай",  еще учился в Московской государс-

твенной консерватории,  его вдвоем с приятелем  декан  за  ка-

кую-то провинность послал на хозработы.  Смысл оных заключался

в очистке от снега памятника великому русскому П.И.Чайковскому

работы  Веры Мухиной,  поскольку сам Петр Ильич сидит,  широко

расставив руки-ноги и в такой позе чистить снег не может.  За-

вершить работу надлежало к восьми часам утра.

     Что и было сделано. В назначенный час гений встречал иду-

щих  на  занятия  студентов и преподавателей,  растягивая мехи

снежной гармошки.

     Только до Харисовки!

     Рассказывает Борис Гордон.

     - 1994 год,  станция Свияжск. Казанским участникам чебок-

сарского  фестиваля подан заказной автобус.  Только они рассе-

лись - заглядывает в дверь незнакомая бабуля и,  глядя в  упор

на Виталия Харисова, спрашивает:

     - Козловский?

     Виталий, участвовавший в выступлениях и студийных записях

Андрея Козловского, понял вопрос совершенно однозначно и адек-

ватно, как ему показалось, ответил:

     - Нет, я только его аккомпаниатор.

     Чем поверг старушку в немалое недоумение, ибо ей хотелось

узнать совсем другое - не этот ли автобус - на Козловку,  тот,

что идет только раз в день.

     Специфическое удовольствие.

     Рассказывает Валерий  Мустафин  (Казань),  как приехал он

однажды в Москву, а один знакомый его спрашивает:

     - У тебя есть где остановиться?

     - В принципе,  да,  - отвечает Валерий.  - Можно у M.,  а

можно и у N.

     (Разумеется, вместо импортных букв были названы  конкрет-

ные фамилии, в том числе N - довольно известного барда, недав-

но переехавшего из провинции в столицу, знатного собеседника).

     - Конечно,  можно и у N, - согласился знакомый, - но ведь

его слушать придется!

     Не откладывай на завтра!

     Рассказывает известный казанский автор Валерий Боков.

     1986 год. Серия гала-концертов ведущих бардов, взяв старт

в Ленинграде, докатилась до Челябинска.

     После выступления Валерия Сергеева в гримуборной возникли

два здоровенных парня. Один из них волок футляр, по всей види-

мости,  с баяном.  Из его слов стало понятно,  что в  детстве,

мальчонкой,  на ильменском фестивале он впервые увидел и услы-

шал Валеру Сергеева,  который сразу и навсегда запал ему в ду-

шу. И вот теперь он надеется пообщаться с кумиром.

     О том, что может сулить общение с кумиром при помощи бая-

на, Сергеев и Боков хотя и догадались,  но рвения не проявили.

Как смогли, они успокоили поклонников и  предложили  перенести

раут на завтра в гостиничный номер.  Парни согласились и ушли,

а оба Валерия,  довольные успехом  на  дипломатическом  фронте

стали жить до завтра.

     Наутро парни приперлись в номер.  Наши барды, в состоянии

"после вчерашнего" не могучи оказать должного отпора,  в полу-

шоке пассивно ждут самого страшного. Гости, напротив, действу-

ют весьма  решительно.  Они  раскрывают футляр и достают отту-

да... канистру пива,  литров эдак на двадцать. И это - на вто-

рой год действия антиалкогольного указа, когда пиво было одним

из дефицитов первой необходимости!

     Валеры в полном отпаде: ведь начать можно было еще вчера!

     Понятное - простительно.

     Сергей Губанов (Москва) рассказывает,  что на первом все-

союзном фестивале авторской песни в Саратове в 1986 году орга-

низаторы предусмотрительно,  не дожидаясь результатов творчес-

кого процесса, разместили некоторых участников в вытрезвителе,

что само по себе - анекдот.

     Однажды, вернувшись с мероприятия, постояльцы этого мило-

го "отеля" обнаружили,  что в их вещах кто-то основательно по-

копался.  В результате Женя Вдовин,  приехавший  с  московской

группой "Мышеловка",  недосчитался флакона одеколона, а другой

мышелов, который и поведал миру об этом происшествии,  обнару-

жил пропажу  блока сигарет "Рига",  привезенного по его заказу

ребятами из ансамбля "Домино".

     Обсудив ситуацию,  потерпевшие и посочувствовавшие пришли

к выводу,  что - ничего особенного, ибо все предельно логично:

просто кто-то выпил, после чего захотел покурить...

     Стандарт на вдохновение.

   Рассказывает Берг.

     - Году в 77-м одну заслуженную деятельницу КСП занесло из

ее родной  "северной столицы" в обыкновенную,  в частности,  в

квартиру ныне известного, а тогда еще не очень, барда - единс-

твенного, кто  в  определенном смысле поплыл против "течения":

почти все  провинциальные знаменитости рано или поздно  мигри-

ровали в Москву,  он же,  наоборот, в провинцию. Но это случи-

лось лет на десять позднее. А в то время, попав в его живопис-

ную комнату, все стены которой утопали в рисунках и фотографи-

ях детей,  она растрогалась и сочинила экспромт.  Естественно,

он посвящался  хозяину  жилплощади и был торжественно приколот

булавкой на стену над его кроватью.

     Гостья вообще  славилась  в  народе как большая мастерица

писать экспромты и через год-полтора,  вторично  оказавшись  в

этой же квартире, не удержалась от нового всплеска творчества.

Зафиксированный,  как и в прошлый раз,  рукою автора результат

был подколот туда же, где висело предыдущее посвящение.

     Я держал в руках эти листочки. Они не отличались не толь-

ко почерком, но и текстом.

     Видимо, действительно существует то,  что мы называем за-

конами творчества, именно /законами/ : при повторении экспери-

мента в тех же условиях  неизбежно получается такой же резуль-

тат!

     Эх, дороги!..

     На XXI-м  Грушинском  фестивале в 1994 году было особенно

трудно перемещаться по поляне после дождей.  И  родился  такой

анекдот:

     - Вась, какую женщину я видел!

     - Какую?

     - У нее такие ноги!

     - Что, стройные?

     - Чистые!

     Непереносимые страдания.

     Борис Жуков рассказывает, как на одном из Грушинских фес-

тивалей Ольга Уварова,  администратор песенного театра "Перек-

ресток", который  все  знают как "луферовский",  уложила дочку

спать в палатке, а сама ушла на концерт Олега Митяева.

     Возвращается - из палатки в полный голос:

     - А-а-а! У-у-у! Ы-ы-ы!

     - Что такое?

     - Ты ушла, а там Митяев пое-о-от!

     Дань культуре.

     Артист эстрады Альфред Тальковский (Санкт-Петербург), еще

в начале 70-х ставший популярным в студенческой и  вообще  ин-

теллигентской среде  благодаря  исполнению  в своих программах

песен бардов (в том числе и своих  собственных),  обладает  на

редкость приятным низким, с глубоким тембром, голосом и изуми-

тельной дикцией.  Так  что  когда  он  произносит,   например,

"ох..ть можно!", возникает ассоциация с эпохальным "от советс-

кого Информбюро".

     Но это - так, к слову.

     Московская журналистка Наталья Жданова рассказывает,  как

во второй половине 80-х, когда по крупным городам катилась се-

рия гала-концертов известнейших бардов,  в одной из комнат  то

ли квартиры, то ли отеля сидят эти самые знаменитости, общают-

ся и курят.  Топор уже спокойно можно  вешать.  Активно  дымит

Тальковский. Окуджава просто прикуривает одну от другой. А ря-

дом с ним скромно ютится ветеран туристской песни (хотя и нес-

тарый  по возрасту) казанец Валерий Боков,  млеет от столь по-

четного соседства,  тоже хочет закурить и не  знает,  как  это

сделать. Наконец набирается храбрости и спрашивает:

     - Вы не будете возражать, если я тоже закурю?

     На что моментально и громогласно реагирует Тальковский:

     - Ну я ох..ваю от этого интеллигента!

      * ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ *

     Крик души.

     Рассказывает Сергей Татаринов (Санкт-Петербург).

     Грушинский фестиваль 1989 года. Последняя ночь перед отъ-

ездом. Последний костер.

     Средь не очень шумного бала из палатки высовывается голо-

ва автора музыки Владимира Ильина.  Смотреть без содрогания на

его лицо,  деформированное и перекрашенное хроническим недосы-

пом, невозможно.

     Он обводит присутствующих очумелым взглядом и восклицает:

     - Сколько ж песен всего!?!?!